Север пощадил его, сохранил жизнь… но сам наверняка счел бы такое унижение хуже смерти. Он что – отомстил за маску, под которую Гану так и не довелось заглянуть? Поддался сантиментам?
На что именно он призывал обратить внимание – на его ненависть или его великодушие?
– Дьявол! – крикнул Ган, дернувшись.
Зеркало выпало из рук у Каи и соскользнуло на пол. Стекло разлетелось по полу; старинная деревянная рама развалилась.
Некоторое время они оба молчали.
– Что значат эти буквы? – тихо спросила Кая.
Теперь он внимательнее посмотрел на нее, и снова заметил – она отводит взгляд. Теперь ясно почему.
Теплая волна, окутавшая его тело, схлынула. Ему вдруг стало очень холодно, как будто сквозняком потянуло от приоткрытого окна. Дождь стих, и теперь звучало только редкое «кап».
Пока он доберется до Агано, весна вступит в свои права окончательно. На ветках деревьев набухнут зеленые бутоны почек, вода везде будет казаться чистой и прозрачной. Солнце будет греть – и, наверное, первое, что он сделает по возвращении, – наведается к Гезу. Гезу плевать на то, как выглядит его лицо. Он вспомнит Гана, как вспоминал даже после долгих отлучек. Приветственно заржет, ткнется теплым бархатным носом в ладонь. Надо будет угостить его морковью или яблоком перед тем, как пуститься в долгий путь.
Они будут скакать день, два или три – подальше от Агано, сочувственных взглядов. Девчонок, которые когда-то влюблялись в него, и мужчин – некоторые наверняка тайно позлорадствуют.
Если бы Север испещрил его лицо шрамами без разбора, покалечил в бою! Любой видел бы, что он мужчина, боец, пострадавший, но выживший в схватке. Шрамы почетны – но эти шрамы были клеймом.
Север сыграл с ним отличную шутку.
Но они с Гезом будут мчаться вперед, сколько позволит дорога. Рано или поздно ветер и скорость вернут ему утраченное равновесие, и тогда он вернется домой. Или, может, не вернется. Кто знает, куда приведет его путь? Может, он найдет себе новое место – место, где никто не будет его знать… и не оскорбит сочувствием или презрением.
Ган знал: он сумеет завоевать это новое место. Сумеет создать себя заново. Себя нового. Пожалуй, более угрюмого и спокойного, менее улыбчивого, более саркастичного. Он сочинит легенду – и со временем, быть может, поверит в нее сам. Это будет не так и сложно – уж точно проще, чем вернуться к прошлому, выстроенному совсем для другого себя.
– Ган.
Он перевел взгляд обратно на Каю и увидел, что ее нижняя губа дрожит.
– Не расстраивайся, – сказал он по возможности мягко. – Я тебя понимаю.
Она моргнула:
– Что?..
Ган заговорил быстрее, отведя взгляд. Он знал, что ему предстояло; знал, что она вскоре сказала бы ему, и не хотел ждать.
Север. Если бы был хоть малейший шанс догнать его, Ган пустился бы в путь, несмотря на незажившие раны и слабость, сковавшую тело.
– Все нормально, я понимаю, что смотреть на это – то еще удовольствие. – Он совладал с собой, и голос звучал спокойно, почти скучающе.
Кая смотрела на него не мигая, и ее глаза распахивались все шире.
– Спасибо, что была рядом. Но я справлюсь. Тебе необязательно продолжать…
И тогда она вдруг взорвалась – метнулась к нему тонкая рука и с силой вонзилась в подушку рядом с лицом, вызвав новую мощную вспышку боли.
– Как ты можешь! Как ты… – Она называла его самыми страшными словами и молотила подушку, а потом разрыдалась.
– Какие слова ты выучила без меня, моя леди.
Она яростно сверкнула глазами:
– Я боялась, что ты… боялась, каково тебе будет. А ты решил, что я?.. Дурак! – Она выплюнула это детское слово так, как будто именно оно было самым страшным из всех ругательств.
На этот раз он привлек ее к себе, крепко обнял, несмотря на боль. Шея почти сразу стала мокрой от слез, и она уткнулась в него лицом, содрогаясь от всхлипываний.
– Ничего, – прошептал он, сам не зная, что говорит. – Ничего. Ничего. – Больше он не думал о себе, во всяком случае пока что. Она была с ним, несмотря ни на что. Кая была с ним.
Ган видел ее плачущей впервые и не знал, что делать. Поэтому просто прижимал ее к себе, гладя по волосам, и бормотал бессмысленные ласковые слова, пока она не затихла. Тогда он поцеловал ее. Это оказалось очень больно.
Эпилог
Глава 36. Кая
Весна стала наконец настоящей весной в тот день, когда они покинули Красный город. Повсюду в городе зацвели тополя, и пыльца легко парила в воздухе. На каждом пятачке зелени собрались одуванчики, и их желтые головки были похожи на крохотных птенцов в высокой траве.
Небо было синим, необыкновенно чистым, но в воздухе уже пахло предчувствием весенних гроз. Все еще опасных, как любая гроза, но и вполовину не таких опасных, как прежде.
– Представляешь, – сказал ей Ган, – когда-нибудь детям будут рассказывать истории о том, как грозы и электричество вызывали чудовищ. А они не будут верить. Или будут – но все равно никогда не смогут понять по-настоящему, каково это было.
Кая улыбнулась:
– Да. Не смогут.
Мальва ревностно тряслась над каждой уцелевшей лошадью, но нескольких все же удалось выпросить для группы, возвращающейся в Агано.