Иные земли

Дайна вдруг громко всхлипнула, застонала – ее тело дернулось, выгнулось дугой. С трудом она повернула голову, посмотрела на то, что случилось с рукой… Ган видел: она хочет кричать, но не может. Жрица перевела взгляд на своего бога, медленно облизнула сухие губы.

– Аж… Аж…

Смотреть на это было невыносимо. Ган сделал шаг вперед и подхватил ее под плечи – девушка застонала, запрокинула голову. Золотистые глаза побелели.

– Что ты делаешь?

– Отнесу ее подальше… от него. Пусть все случится не здесь.

Он чувствовал: так будет правильнее, чище, но Артем покачал головой:

– Пожалуйста… подожди.

Артема все еще била крупная дрожь, руки тряслись, но теперь он смотрел на Тень – туда, где над пастью клубилась тьма, и в его взгляде Ган вдруг увидел странное спокойствие – словно в темноте Артем увидел ответ… А потом его глаза закатились так, что стало видно белки, и он вдруг мягко осел на песок – осторожно, как будто не потерял сознание, а медленно опустился сам.

– Да вы шутите, – пробормотал Ган, но Дайну не выпустил.

Продолжая держать Тень в поле зрения, он оттащил ее подальше по песку – на нем оставалась кровавая дорожка – и вернулся за Артемом.

Тень больше не ревел и не двигался – даже бока перестали ходить ходуном, и Ган решился подойти близко, коснулся плеча Артема… И в этот миг хвост Тени вдруг ожил, хлыстом ударил по песку, поднимая облако пыли, а сразу вслед за тем и сам Тень вырос, поднялся одним могучим рывком, как змея, разевая огромную зубастую пасть, топорща воротник черных жестких перьев.

На этот раз его рев не был тихим – от него содрогнулась земля, и целая туча озерных птиц с тревожными криками поднялась над водой и полетела, панически хлопая крыльями, в сторону леса.

Ган достал кинжал.

– Где ты теперь, чтоб тебя! – пробормотал он. – Теперь, когда ты нужна мне!

Он сделал шаг в сторону Тени, кольца чьего тела темным облаком вились над Артемом, казавшимся крохотной фигуркой на песке. Рукоять кинжала как будто раскалилась добела, и он с трудом удержал его в руке.

«Ты не смеешь поднять руку на бога».

– Вот ты где… Бог он или нет, мне как-то плевать, – прохрипел Ган, чувствуя, как жесткая рука сжимает и выкручивает внутренности. – Я не отсюда. Мне плевать на ваши законы. – Он сделал всего один шаг к Тени, и ноги налились свинцом. – Отпусти меня.

«Ты мой. Мои законы – это и твои законы. Не забывай об этом, дитя».

В следующий миг он забыл, что собирался ответить богине, потому что Артем, все еще без сознания, вдруг оторвался от песка, будто наполнившись летучим легким воздухом, – и полетел вверх, выше, выше – прямо к зубастой, широко разинутой пасти.

– Нет! – крикнул Ган. – Нет! Отстань от него!

Прежде чем Тофф успела помешать ему, Ган бросил в Тень кинжал – но тот бессильно нырнул в песок, не преодолев и половины пути.

– Артем! Арте! Очнись!

Лицо Артема казалось безмятежным, словно он мирно спал.

А потом Тень притянул его к себе – совсем близко, и Ган ждал, что на песок хлынут новые потоки крови… Но этого не случилось.

От морды Тени отделилось что-то вроде облака – темного, плотного, но полного крохотных серебристых вспышек, похожих на молнии. Это облако дрожало, мерцало, клубилось и вспыхивало… и приближалось к Артему.

Ган закричал от гнева и бессилия, рванулся изо всех сил – бесполезно. Ему оставалось только смотреть.

Облако дернулось, как будто ожило, – от него отделился длинный тонкий щуп, который приближался к Артему, дрожа и поводя дымчатым рыльцем из стороны в сторону, словно принюхиваясь.

Дайна тихо застонала у него за спиной, и Ган поразился тому, что она еще жива. Он не мог облегчить ее страдания – богиня не давала ему сделать ни шагу.

– Отпусти меня. Я помогу ей.

Тофф молчала.

Наконец мягко и неумолимо, как медицинский инструмент в уверенных руках, щуп скользнул к лицу Артема – проник в ноздри, уши, рот, окутал неплотно прикрытые веками глаза. Серебристые молнии плясали в темноте, сталкиваясь и переплетаясь, а потом тоже устремились к Артему – внутрь Артема.

– Что происходит? Что он делает? Ответь, ты… Что с ним будет?

«То, что должно. Он принадлежит Аждая».

Тень сотрясался от конвульсий – как будто вместе с туманом из его пасти выплывало все его жуткое темное нутро, как будто весь он выворачивался наизнанку. Небо, и без того потемневшее, стало теперь чернее ночи – облако разрослось, заполнило собою, кажется, весь мир, вращаясь вокруг эпицентра – лица Артема, бледного, опрокинутого.

Озерные птицы, спрятавшиеся в лесу, закричали разом, пронзительно, высоко, – казалось, кричит весь лес. Черное облако завихрилось, закрутилось в маленький смерч, увлекающий за собой берег, воды озера, лес, кричащих птиц, кровь на песке, стонущую окровавленную Дайну. Среди этого безумия оставался невозмутимым и безмятежным только Артем – белый, как свет, парящий в нескольких метрах над землей.

А потом смерч ринулся, метнулся в одну точку – ударил в Артема со всей силы, и Ган ждал, что того сомнет, скомкает, как от удара об стену, но ничего не случилось – смерч, сужающийся к концу, вслед за щупом устремился в Артема.