Иные города (СИ)

Цезарь не давал им скучать, постоянно представляя им членов других детективных агентств графа Виттури. Там была и молодежь, и взрослые, и совсем пожилые люди, но все они радостно знакомились с новенькой с редким даром в команде Цезаря, поздравляя его с успешно раскрытым крупным делом. Настя порой ловила на себе любопытные взгляды, а порой и любопытствовала сама: кто из них человек, а кто создание? Ангелов было проще вычислить: их было заметно по тому, как легко они поднимали

настроение, как внимательно слушали, по склонности к светлым одеждам и натуральности красоты: девушки и женщины сияли без косметики, а мужчины и парни казались мужественными даже в простых скромных костюмах. Лика в их компании расцвела такой красотой и светом, что дыхание захватывало. Настя даже пожалела ее: каково ей жить среди не-ангелов постоянно, без возможности общения со своими друзьями?

— А кто тот человек, с которым я танцевала первый танец? — спросила она у Цезаря.

Тот нахмурился, глубокая морщина легла у него между бровями.

— Держись от него подальше, Настя. И поближе к Джонни.

От того, что он словно знал про ее мысли, Настя покраснела. И больше ни к кому с вопросами о незнакомце не лезла, украдкой наблюдая за ним. Порой он встречался взглядом с ней, и она торопливо опускала глаза, ругая себя за это, обещая в следующий раз выдержать его с достоинством. Но снова проигрывала самой себе. Или ему.

Когда после ужина вновь возобновились танцы, она заметила, как он идет к ней. И торопливо вложила свою ладонь в руку Джонни, почти заставив его пригласить ее на танец. На лице незнакомца промелькнула усмешка. Настя постаралась сосредоточиться на танце с Джонни. Сбылась ее мечта танца с ним, но почему же не было в сердце радости, а только горечь? Она не испытывала былого восхищения, глядя на Джонни, не чувствовала притяжения к нему. Ей хотелось вновь подчиниться мягкому, но непреклонному ведению человека в черном.

— А графа Виттури я так и не увидела, — сказала она Итсаску, когда на рассвете, сонные и уставшие, они покидали палаццо. Итсаску бросила на нее один из своих ледяных взглядов, которые Настя особенно не любила.

— Может, оно и к лучшему, — пророчески сказала она. — Иногда к сильным мира сего лучше не приближаться.

Возможно, именно из-за этих слов Итсаску Насте приснился в тот день кошмар. Ей снилась серая и промозглая Барселона, снег падал мокрыми хлопьями и тут же таял на тротуаре. Она шла по городу в ночной рубашке и не чувствовала ни стыда, ни холода. Но ей было очень страшно, потому что лица прохожих, то и дело толкающих ее, были смыты, словно недовольный результатом художник провел рукой по еще сырому маслу и смазал картину. Темные глаза расплывающиеся на щеках, вытянутые овалы лиц, открытые черные отверстия ртов. И время от времени, словно порыв ветра или пощечина, долетали до нее резкие и обрывочные возгласы:

— Беги! Поздно! Уходи! Спасайся! Погибла! Беги! Настя!

Она просыпалась, долго ворочалась в постели, пыталась заснуть, но тогда сон возвращался. Ощущение неизбежности поглощало ее. Несмотря на то, что от ужаса волосы вставали дыбом, несмотря на промокшие ноги, на страшные лица и предупреждения, она шла вперед, все время вперед, по старому готическому кварталу. Улицы сужались. Прохожих становилось больше. Ей приходилось расталкивать их, чтобы продвигаться, их страшные стертые лица оказывались совсем рядом, искаженные и безобразные, лишенные практически человеческих черт. Они кричали ей, вопили на ухо, вцеплялись в ее сорочку, но она упрямо шла вперед, словно, несмотря на страх и ужас, несмотря на то, что впереди ее ждала смерть, невидимый магнит тянул ее к себе.

И она увидела его. Прохожие призраки обходили его стороной, а он стоял на площади Святого Хайме, высокий, худощавый, лица не разглядеть из-за надвинутой на лоб шляпы. Она шла к нему, изнемогая от усталости, призраки тянули ее назад, предупреждали об опасности, но она делала шаг за шагом, ночная рубашка трещала по швам и внезапно разорвалась, и, обнаженная, она упала к его ногам. Прижалась к нему так, словно он был самым дорогим существом на свете, словно искала у него защиту и отдых.

— Я ждал тебя, Настя, — сказал он, слегка наклонившись над ней.

Она подняла лицо, но его было не разглядеть, словно это сама чернота собралась в фигуру человека, словно огромное Ничто уменьшилось до размера мужчины, завладело голосом живого, чтобы сказать ей эти слова.

— Я твоя смерть.

И прежде чем она успела осознать эти слова, он накрыл ее черным тяжелым плащом, который весил словно надгробная плита. Она умирала под этим плащом без воздуха, задыхалась и не могла вырваться наружу.