Invisible Doctrine: The Secret History of Neoliberalism

Прибыльные компоненты общественных услуг выжимаются досуха, а важные, но нерентабельные аспекты выбрасываются на свалку. От людей со сложными заболеваниями либо отказываются, либо возвращают их государству для лечения, очистные сооружения обходят стороной и оставляют разрушаться, автобусные рейсы в небольшие города и населенные пункты сокращаются. Этос государственных служб меняется, чтобы отразить их новую роль в качестве дойных коров для капиталистических предприятий. Больницы переименовываются в "предприятия по уходу", университеты становятся "предприятиями знаний". Гуманитарные науки и гуманитарные искусства принижаются, в то время как правительства делают упор (но при этом недофинансируют) на "экономически полезные" предметы: науку, технологии, инженерию, математику. В результате происходит повсеместное разрушение институтов, а службы часто оказываются на грани краха.

В итоге мы получаем то, что экономист Джон Кеннет Гэлбрейт назвал "частной роскошью и общественным убожеством": богатые становятся все богаче, а услуги, от которых зависят остальные, выхолащиваются.

Пожалуй, самой распространенной формой ренты является "процент". Процент - это плата за доступ к использованию другого важнейшего ресурса - денег. Масштабы этой формы поиска ренты значительно расширились в условиях неолиберализма благодаря процессу, известному как финансиализация: вторжение финансовых элит, институтов и механизмов во все более широкие аспекты нашей жизни. Например, во многих странах мира студенты университетов больше не получают государственных грантов на обучение. Вместо этого они вынуждены полагаться на кредиты от финансового сектора, накапливая значительные долги. Этот долг, в свою очередь, ограничивает их возможности карьерного роста - в некоторых случаях заставляет молодых людей обращаться к корпоративному миру в поисках более высокой зарплаты, вместо того чтобы участвовать в жизни общества, занимаясь преподаванием, консультированием, некоммерческой деятельностью и другими видами общественного служения. По мере того как бедные становятся все беднее, а богатые - все богаче, богатые приобретают все больший контроль над деньгами. Это может показаться очевидным, но все же необходимо сказать: процентные платежи в первую очередь достаются богатым. Они являются еще одним фактором неравенства.

Нас окружают такие вводящие в заблуждение или сбивающие с толку термины. Возьмем, к примеру, "инвестиции". Бизнес, правительство и СМИ используют это слово для обозначения двух совершенно разных вещей. Одно из них - это использование денег для создания производительных и общественно полезных активов или услуг, которых раньше не существовало; другое - для захвата и доения уже существующих активов. Частная инвестиционная компания может "инвестировать" в жилье, не платя за то, чтобы один кирпич был положен на другой. В данном контексте это слово означает покупку существующих зданий с целью взимания арендной платы или получения выгоды от роста цен на них.

Путая предпринимательство с арендой, слово "инвестиции" маскирует эту добывающую деятельность. Строительство платного шлагбаума, через который людям ничего не остается, как пройти и отдать свои с трудом заработанные деньги, рассматривается как действительно производительное занятие.

Сегодня никто не хочет прослыть рантье: экономическим паразитом, живущим за счет труда других. В результате произошла удивительная инверсия. Столетие назад на предпринимателей - людей, которые сами зарабатывали деньги, - свысока смотрели "дворяне" или "джентри", которые унаследовали свое богатство и получали доходы от аренды. Старые деньги" использовали широкий спектр уничижительных терминов, чтобы очернить новые деньги, часто заимствуя французские слова, как это делают представители высших классов, когда обсуждают вещи, которые слишком неприятно описывать по-английски, - "нувориш", "приезжий", "парвеню", а также более прямые "баундер" и "выскочка". Они делали надменные замечания о людях, которые "покупают себе мебель".

В результате предприниматели, стремящиеся к социальному признанию, пытались выдать себя за аристократов. Они перенимали манеры, стиль и стиль одежды рантье. По возможности они вступали в брак с титулованными особами и покупали старинные дома, которые освобождали старые деньги.

Теперь ситуация перевернулась с ног на голову: те, кто зарабатывает на аренде, стремятся выдать себя за предпринимателей. Такие люди, как Дональд Трамп, унаследовавшие свое богатство, а затем использовавшие его для создания бизнеса, основанного на обворовывании тех, кто работает, чтобы заработать на жизнь, настаивают на том, что они сами являются авторами своей удачи, добившись экономического господства благодаря упорному труду и предприимчивости.