Инверсия за тридевять парсеков

Фриам вызвал голокресло и с болезненным вздохом сел. Лас положил голову ему на колени и преданно уставился в глаза, будто утешая. Рим неуверенно потоптался и тоже подошел.

Какое-то время все молчали, наверняка думая об одном и том же. Потом Рим озвучил общую мысль:

– Жаль, что ничего не вышло.

– Да. Мне тоже, – кивнул Фриам и, будто очнувшись, недоуменно уставился на нас. – Вы чего, расстроились, что ли?

– Вообще-то да! – выпалила я, и Рим согласно кивнул. – Не каждый день видишь окончательную гибель расы!

– Нет ничего окончательного, – мягко улыбнулся Фриам. – Ни в вашем мире, ни в любом другом.

Мы с Римом снова замолчали, погружаясь в тягостные раздумья. Фриам посидел, помедитировал на нас и, не выдержав, рявкнул:

– Хватит портить мне последние минуты своими мрачными мордами! А ну иди сюда, контактер!

Рим, которого как щенка за шкирку притянули вниз, успел только подставить руки, чтобы не свалиться прямо на Фриама. Тот со смехом его приобнял, не обращая внимания на задымившуюся рубашку. Рим торопливо сбавил жар и под укоризненным взглядом Ласа прихлопнул начавшее заниматься пламя.

– А ты чего стоишь, как неродная? Иди потискаю!

Я хотела с достоинством отказаться… и подошла. В конце концов, когда еще доведется обнять уникальную форму жизни, аналогов которой нет и уже не будет? Мы посидели молча несколько минут: я под левой рукой Фриама, Рим – под правой, а Лас внизу, причем с таким видом, будто его место самое почетное.

– Что теперь с этим делать? – пролепетала я, больше всего желая, чтобы он забрал у меня свою опасную игрушку.

– Что захочешь, землянка. Теперь он полностью твой.

– А если я ничего не хочу?

– Значит, ты очень счастливая.

Я подняла камешек к лицу и повертела, разглядывая. Сфера все еще была черной, но стоило лишь пожелать – и расцвела бы красками. Хризантемами распустились бы континенты – далекие, непривычные, полные невиданной прежде жизни. Заблестели бы океаны, переливая воды под светом незнакомой звезды. Можно было бы нырнуть в любое озеро, как делал Фок, парить в облаках, подобно птицам, спуститься в самые глубокие расселины и всюду открыть что-то новое. Можно было бы разгадать все загадки планеты, не покидая этого уютного кресла, побывать там, где никто раньше не был, исправить любую ошибку и сделать что угодно. В моих руках был бы мир – любой, какой захочу! Я могла бы сделать с ним все, что пожелаю.

И кто угодно смог бы.

Преступники, наемники, пираты, охочая до диковинок МИК – на меня объявят настоящую охоту. И кто знает, какими способами заставят делать то, что нужно им. Фок почти поддался, хватит ли мне сил противостоять соблазнам и испытаниям? Вдруг кто-то сможет перенастроить терральтер под себя? И готова ли я посвятить жизнь защите этой штуки от посягательств?

Да, у меня будет собственный мир. Но не будет себя.

– Я хочу уничтожить его, – сама не веря, прошептала я. – Чтобы он никому не достался.

– Уверена?

– С планетами из базы ничего не случится?

– Что-нибудь непременно случится. Но не из-за него.

Я решительно выпрямилась, стараясь не задумываться о том, что творю. А то так и передумать недолго.

– Тогда уверена!

Рим почему-то улыбался, Фриам тоже. Даже Лас смотрел одобрительно.

Да что с ними не так?!

Фриам протянул руку, и я отдала ему камень. Вокруг вновь закружили призраки потерянной расы. Он вгляделся в них последний раз, прощально улыбнулся и… вложил камень Ласу в пасть.

Хрусь!

Осколки терральтера, перестав мерцать, осыпались на пол: мелкая, невзрачная крошка. Лас вывалил язык, демонстрируя крепкие зубы, и охотно позволил мне почесать свой подбородок.

Фриам снова нас обнял, и мы сидели так до самого конца.

Планета Флиберия

.

Космопричал А

С «Армады» меня и Рима забрал патруль, едва не пристреливший нас при задержании. Долго же пришлось объяснять, что мы делаем на разыскиваемом корабле в компании стольких трупов! Следующие две недели мы провели в филиале галаполиции под неусыпным контролем и допросами, и только после нас депортировали на Флиберию, со строгим наказом не покидать планету приписки до окончания следствия.

Оное завершилось через пять дней.

Джамалудира фон Трэйс, вернее, ее прах, был захоронен на территории омритовых шахт. Посетить ее могилу было не проще, чем договориться о свидании в тюрьме, и, насколько мне известно, проводить ее в последний путь так никто и не пришел.

Ториллирн посмертно вручили какую-то медаль, удивительно неуместно смотревшуюся на бездыханной груди. Хоронили ее на Флиберии, уже под полным именем, но перед этим позволили проститься в одном из космопричальных помещений. Я протащила туда пачку кронского яквита и тайком подложила ей под саван. Выражение лица у Тори было ехидное, особенно когда представитель Флиберийского совета, скрипя зубами, принялся зачитывать оправдательный приговор.

За тело Фриама передрались пресса и ученые, желающие немедленно его препарировать. Однако он, как всегда, обвел всех вокруг пальца: уже к вечеру его оболочка бесследно испарилась.