Интуицио

– Ты попал пальцем в небо… На этой стадии даже речи нет о защите природы… Стоит говорить об условиях человеческой жизни на земле, и именно их сейчас разрушают с огромной скоростью ради выгоды отдельных людей, а все остальные просто ослеплены и не умеют думать. Ты даже не представляешь, каким кошмаром станет наша жизнь, если ничего не изменится.

– Но изменения происходят. Мы к этому придем. Я верю в человека.

Он некоторое время смотрел на меня, молча качая головой.

– А я – нет. Большинство людей не способны заставить себя бросить курить, даже когда у них диагностируют рак легких, так как же ты хочешь добиться, чтобы они перестали жрать говядину во имя спасения амазонских лесов? Даже если они и сочувствуют этой проблеме, они не хотят менять своих привычек, поэтому, чтобы избежать чувства вины, предпочитают не задавать вопросов. Бесполезно объяснять им, что без тропических лесов и льдов Северного полюса совсем скоро они получат такие иссушенные регионы, что там нельзя будет жить, а в других, наоборот, весь год будут идти проливные дожди с ураганами, и в конце концов жизнь на земле превратится в ад. Все, что они хотят, – это продолжать лопать свой стейк сегодня, сейчас, не задумываясь о его происхождении, о том, откуда взялась соя или кукуруза, на которой вырастили бычка. Они хотят без конца покупать новые шмотки, не задумываясь о количестве воды, которая требуется для производства одежды. Продолжать путешествовать как можно дальше, отправляться в круизы, покупать всякую хрень, которую везут для них с другого конца света, и, конечно же, делать сбережения. Вот в чем реальность. В этих условиях единственная надежда на то, чтобы спровоцировать спасительный взрыв, – это насильственные действия, которые вызовут рост сознательности.

– При этом множество предприятий в разных отраслях сейчас принимают в расчет бережное отношение к природе и…

– Чушь! По большей части это маркетинговые ходы. Полное вранье, чтобы потребители могли спать спокойно, после того как их напичкают этими байками.

Я не знал, что пришлось пережить этому человеку прежде, но было очевидно, но он не верил больше ничему и никому.

– Ударив по виновным в этой всеобщей анестезии, есть надежда разбудить толпы.

Он замолчал, и в джунглях вновь воцарилась тишина.

Моя «беретта» все еще лежала у его ног. Я спросил себя, что сейчас делает Анна.

– Я завидую вам, у вас столько врагов, – сказал я ему. – Это легко и, парадоксальным образом, несомненно, приятно. Ненависть дает энергию для того, чтобы сражаться, чувствуя за собой правоту. Это укрепляет уверенность. У меня нет уверенности, потому что у меня нет врагов. Перед нами сложная, системная проблема…

– Ты так говоришь, потому что не знаешь своих врагов. Когда ты их узнаешь, то сможешь лишь ненавидеть их и желать их уничтожить.

Его слова взволновали меня и встревожили.

– Я не хотел бы никого ненавидеть.

– Благородные слова… и совершенно утопичные.

Легкий шорох справа от меня привлек мое внимание. Должно быть, мышь или крыса.

– В этой проблеме планетарного масштаба, – сказал я, – может быть… может оказаться, что у каждого из нас…

Мужчина наклонился и взял мой пистолет. Мой желудок сжался, и я инстинктивно сделал шаг назад.

– Не шевелись.

Я застыл на месте.

– ФБР идет за вами по пятам, – произнес я. – Остановитесь, иначе вас в конце концов схватят, приговорят к смерти и приведут приговор в исполнение.

Некоторое время он смотрел на меня, и печальная улыбка показалась на его измученном лице.

– Дело, которое я защищаю, куда больше, чем я сам. Оно гораздо важнее, чем жизнь одного человека.

Он сказал это с непритворной искренностью, без всякого бахвальства, и я понял, что этого человека уже ничто не остановит.

Улыбка исчезла с его лица, и он добавил:

– В любом случае пожар сегодня вечером будет последним. Я сделал то, что должен был сделать, чтобы пробудить общественное сознание. А дальше пусть каждый отвечает сам за себя. Будь что будет. Обо мне больше никто никогда не услышит, я вернусь в амазонские леса, хотя от них уже мало что осталось… подальше от людей, о которых я больше не хочу ничего знать.

Он продолжал говорить, но я его не слушал. Когда он сообщил о запланированном поджоге, я перешел в режим предвидения и задал себе вопрос.

Какое оно? Какое оно?

Почти сразу я увидел темное, очень темное, а затем… в моей голове возник образ… образ чего-то вроде… гальки, валуна, очень темного валуна…

Темный валун?

Инвестиционная компания, которая ассоциируется с темным валуном?

– Я знаю, что сгорит сегодня вечером.

Он поднял бровь и посмотрел на меня выжидающе.

– «Блэкстоун»[17]. Небоскреб «Блэкстоун».

Он уставился на меня, не скрывая удивления:

– Я впечатлен.

Башня «Блэкстоун»…

Мое сердце сжалось, и меня охватил страх.

Мой двоюродный брат!

– Мой двоюродный брат работает в конторе «Джей Пи Морган». Они сидят в небоскребе «Блэкстоун»!

* * *

Лежа на животе в зарослях, как солдат, пробирающийся ползком по вражеской территории, с исцарапанными ежевикой руками, Джеффри Карпер не верил своим глазам и ушам.