Интервью со смертью

— Вот оно как! Ну, это всего лишь кокетство.

— Мы, женщины, — сказала она, обращаясь ко мне, — воображаем, возможно безосновательно, что знаем, когда именно мы производим самое выгодное впечатление. Так вот, сегодня я слишком утомлена.

Ее брат рассмеялся. Это был очень неприятный смех.

— Невзирая на усталость, ты все равно сможешь многое нам рассказать. Господин N буквально только что, когда я рассказал ему кое-что о моем предприятии, высказал мнение, что мне, должно быть, ужасно скучно. Если я правильно его понял, то он имел в виду, что я в этом деле, вероятно, совершенно лишний, ибо предприятие превосходно работает самостоятельно и я могу без зазрения совести позволить себе отпуск.

В ответ на это заявление я издал протестующий возглас.

— Ну, сестра, как ты считаешь, насколько мне скучно?

— Откуда мне это знать?

— Ну, знаешь, твоя профессия не слишком-то сильно отличается от моей.

— Никогда об этом не задумывалась.

— Так что мне ответить господину N? Он наверняка захочет об этом написать.

— Простите, — сказала мне его сестра, — но я очень устала.

Я быстро поднялся. Было самое время распрощаться и уйти.

— Нет, нет, — воскликнул брат и вскочил, — подождите, мы пойдем вместе. Я только брошу взгляд на свою контору. Это же хорошо, когда подчиненные думают, что их шеф вникает во все мелочи. Я буду готов через пять минут. После этого вы сможете сопроводить меня на прогулке по городу. Не волнуйтесь, не будет ничего экстравагантного. Я совершаю такую прогулку каждое утро просто для того, чтобы понять настроение людей. Это очень важно. Извините, я задержу вас ненадолго.

С этими словами он вышел из комнаты. Что мне оставалось делать? Вся эта ситуация не доставляла мне ни малейшего удовольствия. Я не отважился снова сесть, но и не понимал, что мне следует сказать этой женщине. Между тем дочь тоже встала.

— Для начала мне надо немного поспать, — сказала она.

— Я положила тебе в постель бутылку с горячей водой, — сказала мать.

— Спасибо, мама.

Она протянула мне руку.

— Может быть, мы с вами еще увидимся.

— Мне было бы очень приятно увидеться с вами, — ответил я, и это не было лукавством из вежливости.

— Тогда до свидания.

Мать тоже попрощалась со мной. Мне хотелось сказать ей что-нибудь особенное: например, что я напишу о ее сыне только хорошее, что, невзирая ни на что, ее дочь — чудесная девушка, что не стоит переживать из-за пустяков, — ну, в общем, что-нибудь в таком роде. Однако сейчас, стоя перед ней, я вдруг осознал всю смехотворность такой многозначительности и просто промолчал.

Женщины вышли. Когда они уже были в дверях, я услышал, как мать тихо спросила:

— Ты с ним встретилась?

Дочь так же тихо ответила:

— Пока нет, мама, но я встречусь.

Потом дверь закрылась, и они пошли дальше по коридору, видимо, туда, где находилась комната дочери.

Сам не знаю почему, но я связал этот обмен репликами с исчезнувшим отцом. Мы, писатели, имеем одну дурную привычку: мы хотим все объяснить, и это подчас приводит нас к излишне поспешным выводам. То же касается и меня, как вы убедитесь чуть позже. Мне стоит искренне покаяться за эту привычку.

Оставшись один, я попытался упорядочить свои впечатления и полностью исключить сестру из моих рассуждений, ибо она не имела никакого отношения к делу и лишь путала факты. Прежде всего мне следовало понять его. Понятно, что в общую картину входила и его семья, и сам тот факт, что он проживал с матерью и сестрой, уже проливал некоторый свет на него самого. Но было верно и обратное — семья жила с ним и мирилась с некоторыми его чертами, казавшимися мне несимпатичными. Возможно, однако, что он просто играет роль главы семьи и всесильного начальника. Может быть, все это хвастовство своим предприятием и цинично выставленная напоказ скромность жилища есть лишь новая форма романтики? Может быть, это просто чувство долга сына, с отцом которого что-то не в порядке?

Мне вдруг вспомнились стихи из старинной школьной хрестоматии. Я не думал о них с детства и страшно удивился, что до сих пор их помню. Вероятно, обстановка этой квартиры возбудила такое яркое воспоминание.