Интервью со смертью

«Мама, скажи, чтоб ответить я мог:
Кто мой отец? От кого родила?»
«Ты отвечай: то был бурный поток.
Это река тебя, сын, принесла».

«Где же исток той реки мне найти,
Имя тому, что меня принесло?»
«Было истоком томленье в груди,
Долго терзало — и выход нашло».

«Не отпирайся, — не так я и мал.
Не от томленья младенческий крик!»
«Голод, как ты, — тоже много желал,
Но не остался, хоть был и велик».

«Мама, ты плачешь? То правда иль ложь?
Я ль в том виновен иль кто-то иной?»
«Милый сынок, отчего ты зовешь
Новую боль? Ей ты будешь виной».

«Горе всем тем, кто прознает во мне
Сына, что лжет и страдает, скорбя».
«Вижу: коль мир запылает в огне,
Этот пожар не согреет тебя».

«Быть безымянным, безотчим — то ад.
Нет, мне бы лучше и вовсе не жить».
«Многие, имя имея, кричат:
Лучше б нам, мать, безымянными быть!»[4]

Эти старые стихи в некоторой степени меня опечалили. Мне даже показалось, что эта печаль позволит мне понять семью, и прежде всего сына. Я показался себе таким умным и добродетельным, что даже отважился его пожалеть. Этак было недалеко и до высокомерия. Поставив себя вровень с ним, я очень скоро вверг себя в ужасную неприятность.

Действительно ли прошло всего пять минут до того, как он вернулся? Погрузившись в свои мысли, я забыл о времени и вздрогнул от неожиданности, когда он вдруг снова возник рядом со мной.

— Идемте? Я готов, — сказал он.

Он был одет в поношенную голубовато-серую солдатскую шинель; голову его украшала дешевая, тоже голубая, фетровая шляпа с белым шнурком на тулье. Короче, выглядел он как люди, которые из-за войны не имели возможности одеться во что-то более приличное. Я был немало удивлен, что он не оделся лучше, но промолчал, объяснив его прихоть нежеланием выделяться.

Я взял со стула плащ, по-прежнему лежавший под пальто его сестры, и оделся. От плаща пахло его сестрой. Этот запах преследовал меня весь день. Даже теперь, когда я достаю плащ из шкафа или в сырую погоду, мне кажется, что я ощущаю этот запах.

Я не стал возражать, когда он свернул вправо, и он счел это само собой разумеющимся. Я уверен, что у его ботинок были резиновые подошвы. Он шел красивой походкой, мягко покачиваясь на каблуках, как охотник, бесшумно крадущийся по лесу.

Шедшие навстречу нам люди не обращали на нас ни малейшего внимания. Они были слишком сильно погружены в себя. Женщины думали: если я найду работу, то там-то и там-то смогу раздобыть сегодня хлеб. Мужчины смотрели в землю, чтобы не пропустить окурок сигареты. Только бездомный серый пес, остановившийся под деревом и поднявший лапу, вдруг передумал, перебежал на другую сторону улицы и долго провожал нас недоверчивым взглядом.

Было начало мая. На деревьях уже начали раскрываться почки. Как же поздно в этом году пожаловала весна! Чудо, что мы вообще до нее дожили. До меня не сразу дошло, что, идя рядом с ним, я не решаюсь глубоко дышать. Путь к тому событию, ради которого я, собственно говоря, все это рассказываю, я опишу очень кратко и только для того, чтобы отметить отдельные места, где, по видимости, тоже не происходило ничего особенного.

Сначала мы зашли в больницу, где сразу отправились в рентгеновское отделение.

— Все прочее не так важно, — сказал он.

По лестнице мы поднялись на второй этаж, где просвечивали пациентов с подозрением на рак. Весь коридор и главное помещение с рентгеновской установкой и пультом были заставлены носилками с пациентами, ожидавшими своей очереди. Нам пришлось лавировать между этими носилками. Мне показалось, что одна женщина была уже мертва. Глаза ее запали, приподнятая верхняя губа обнажала зубы. Я прошел мимо нее на цыпочках и заметил, что мой спутник очень внимательно посмотрел на больную. По движениям ее выступавшего кадыка я понял, что она еще дышит.

Практикантки сидели перед пультами и внимательно смотрели на часы. Внезапно все эти девушки, словно по команде, повернули головы, но интересовали их отнюдь не мы. Дело в том, что как раз в этот момент вошла одна из них и, расстегнув белый халат, показала надетое под ним новое платье. Все принялись дружно восхищаться, хотя исподволь и бросали на коллегу косые взгляды, как это умеют делать только женщины. Старшая сестра, пожилая женщина в больших роговых очках, не удержавшись, подошла ближе, приподняла подол платья и пощупала ткань.