Эта мысль пришла мне в голову по пути в город. Поезд, как обычно в наши дни, был переполнен. Я с трудом балансировал на крошечном свободном пятачке, уцепившись за багажную сетку. Дышать в вагоне было нечем, и я сильно устал за дорогу. Накануне мы засиделись до глубокой ночи. Если внимательно прислушаться, то в толчках вагона и ритмичном скрипе рессор можно было уловить мелодию или, лучше сказать, бессловесную вариацию какой-нибудь песни. Между прочим, в течение ночи я несколько мгновений пребывал на Луне с тем, чтобы в конечном итоге снова обрести способность к верному взгляду на вещи. В последние годы я пренебрегал этим моим долгом, ибо обстоятельства вынуждали нас жить по большей части под землей, чтобы элементарно выжить. В общем и целом я был доволен поездкой. Своим продолжительным нарушением долга я ничего не изменил на Луне к худшему. Так что поводов для беспокойства не было. То, что я одновременно объяснился по поводу моего заблуждения с Аппассионатой, есть лишь случайное и странное совпадение.
Вот как все было. Чтобы сбежать из жаркого, засыпанного пылью руин города, я на пару дней поехал в имение моего доброго друга Бертольда. Мне давно следовало бы это сделать. Я сам не могу понять, почему мне было так трудно выбраться. Вероятно, из-за того, что дома рушились на моих глазах, и я все время чувствовал себя ответственным за это. Возможно, также из страха, что меня сильно опечалит зрелище нетронутого разрушениями ландшафта. Ну, или просто из инертности характера. Но как бы то ни было, я наконец собрался и поехал.
Мой друг Бертольд и я много лет не имели возможности поговорить так, как имели обыкновение делать это прежде.
Несмотря на то что мы время от времени виделись, в хаосе войны и гибели времени у нас хватало только на то, чтобы удостовериться, что мы оба еще существуем. Посему такие встречи нас в какой-то степени удовлетворяли. Между тем судьба испытывала нас. Смерть прошла на волосок от нас, и покончить с прошлым было невозможно без шрамов и чувствительных потерь. С нашей стороны было бы большим высокомерием утверждать, будто мы смогли сами, даже лишь в какой-то мере, выдержать это испытание. Человек не способен справиться с ним в одиночку. Утверждать это было бы скверным хвастовством. Но если представить себе судьбу как экспериментатора, то можно было бы подумать, что она, немного удивляясь, говорит себе: «Смотри-ка, они не очень сильно изменились». Если принять такую точку зрения, то в любом случае можно также понять, что этот любознательный экспериментатор теперь попытается испытать свой материал более действенными и тонкими средствами. Этим я хочу сказать лишь одно: согласно дате, проставленной в нашем свидетельстве о рождении, люди, склонные верить в ценность чисел, скажут, что мы, естественно, стали старше. Но у меня нет впечатления, что мы стали взрослее или совершеннее. Самое большее — мы научились делать вид, будто мы взрослые, для того чтобы те, для кого это важно, могли бы на нас рассчитывать. Одним словом, мы покрылись тонкой коркой, но под ней все осталось таким же уязвимым и весьма ненадежным, как и раньше. Никто не отважится сказать о себе: «Это я, и вопрос этим исчерпан». Мы-то знаем, что существует множество возможностей и опасностей, которые могут сделать нас совершенно другими в сравнении с тем, какими мы кажемся теперь. То есть все остается как прежде, хотя этого можно и не замечать.