После чего центральный жрец достал из-под робы кинжал (наверняка местного производства – сейчас с таким в самолет не пускают), и начертил в воздухе пятиконечную звезду, от правого нижнего конца которой пытается оторваться маленький головастик. После чего тамплиеры совершено спокойно покинули площадку, собирая вещи.
– Уже все? – спросил я.
– Нет, сейчас самое главное. Мы поедем в Ашкелон, призывать Ктулху, – ответил мне один из тамплиеров.
По дороге мне, наконец, объяснили суть обряда. Ктулху, «повелитель моря», в лавкрафтианской магии связан с Дагоном, божеством воды. А Дагону как раз поклонялись филистимляне, жившие в этих местах, мало того – именно в Ашкелоне стоял главный храм этого идола, до тех пор, пока его не разрушил Самсон. Конечно – более удачного места для вызова Ктулху, чем Ашкелон, найти трудно.
Наконец мы доехали до пляжа, пустынного в этот ночной час, и подошли к линии воды. Я заметил, что глава тамплиеров нес в руке небольшой сверток темной материи.
Мы растянулись вдоль моря, жрец сделал левой рукой знак Киш (этот знак почему-то имеют обыкновение показывать американцы, когда говорят «фак ю!»). После чего они начали читать заклинание: «О ты, кто лежит мертвым, но вечно видит сны, Слушай, слуга Твой взывет к Тебе. Услышь меня, о могучий Ктулху!
Услышь меня, Повелитель Грез! В башне Твоей в Р’лайх Они заточили тебя, но Дагон разорвет Твои проклятые оковы…»
Длинное заклинание повторялось трижды. Если бы в этот момент нас застала израильская полиция, избежать помещения в психушку нам бы не помог никто.
Наконец чтение закончилось, жрец развернул сверток, и моим глазам на секунду предстала намазанная воском деревянная дощечка. Поверх воска были нацарапаны иероглифы из уже вышеупомянутой книги – башня, к которой подплывают два основательно обглоданных рыбьих скелета, Черная и Белая Луна и прочие ужасы. Сильно размахнувшись, жрец кидает дощечку далеко в море, после чего мы все произносим фразу:
«Фнглуи мглвнафх Ктулху Рлайх Фнагл фхтан!»
(Фразу я эту выучил в молодости, чтобы шокировать своих знакомых. Если верить «тифонианским тамплиерам», она переводится так: «В Жилище Своем в Рлайх мертвый Ктулху ожидает во сне, но Он восстанет, и царство Его вновь наступит на Земле»).
– Поехали домой, – неожиданно буднично говорит мой знакомый. – Мне завтра на работу.
– А вы сказали Ктулху, куда ему идти, если он появится? – шучу я.
– Все в порядке… – отвечает он.
А я смог бы сказать «все в порядке» но только в том случае, если в ближайшее время ничего экстраординарного не произойдет.
– Это так сказать еще один штришок в общую картину давно канувших в лету рыцарей тамплиеров, – Закончил рассказчик, посмотрел на наш кислый вид и продолжил, – Мы уже подъезжаем к Акко, Акре, как приято говорить в Европе и у вас в России, поэтому я хочу развеять тягостное впечатление от наших рассказов. А помогут мне в этом, все тот же брат Абир и легендарные Ильф и Петров. Я человек старой закалки и старых принципов. Поздно уже менять ориентацию, как говорят сейчас, и кумиров тоже. И так слово Командору.
«Командор! – закричал он».
В виртуозно построенных романах Ильфа и Петрова даже не очень внимательному читателю один момент наверняка покажется странным. Пришедший на пляж Скумбриевич среди голых пляжников встречает одного одетого. Кто это? «Может быть, это члены какой-нибудь тайной лиги дураков, или остатки некогда могучего ордена розенкрейцеров, или ополоумевшие холостяки – кто знает…»
– А действительно – кто знает? Кто из читателей знает, что такое орден розенкрейцеров? И кто такие розенкрейцеры, и почему орден их назван «некогда могучим»? Короче – кому предназначена шутка? – Задал сакраментальный вопрос рассказчик.
Роман, кстати, написан от третьего лица. Намеренно отстраненно. Только пару раз мы заглядываем в мысли Остапа, прислушиваемся к ощущениям Корейко. Помните, когда его «прошибло погребной сыростью» в момент выдачи Остапу заветного миллиона… Но неожиданно авторы приглашают нас оказаться в шкуре лежащего на пляже розенкрейцера! «Зной томил его. Воротничок разбух от пота. Подмышками у джентльмена было горячо, как в домне; там можно было плавить руду. Но он продолжал неподвижно лежать».
Я не нахожу ничего удивительного, что авторы отождествляют себя с Остапом или главным отрицательным героем – Корейко. Но почему авторы отождествляют себя с «розенкрейцером» – и приглашают то же сделать читателя?
Ладно, оставим розенкрейцера валяться на пляже, а сами переместимся в мчащийся на смычку Турксиба поезд. Там мы встретим очень интересного персонажа. Это «сионист Хирам Бурман».
– Вы не припомните – кого-нибудь из ваших знакомых зовут Хирамом? Вряд ли, – Опять вставил свое замечание брат Давид, но продолжил рассказ Абира Риттерсгоффа.
Последний раз Хирамами звали людей, помогавших царю Соломону строить Иерусалимский Храм. Они были тезками, эти два Хирама – ливанский царь, поставлявший для Храма ливанский же кедр, и Хирам Абифф – архитектор.