Интернат

Улицы заполнены военными. Непонятно, откуда их столько здесь взялось. Бредут по тротуарам, жгут костры, греются возле огня. Одни идут группами, другие по одному Кто-то с оружием, кто-то без. На вокзале тоже толпа. Сбоку стоит танк, облепленный бойцами. Словно бойцы боятся от него отойти. Проезжаем центральную площадь, потом железнодорожный переезд, выезжаем из посёлка. Вокруг темно, никаких огней, никакого движения. Мужчина впереди достаёт сигарету, закуривает, опускает стекло.

– Парня не продует? – спрашивает у Пашки.

– Не продует, – отвечаю я.

Пашка только хмыкает.

– Деду звонил? – спрашиваю его.

– Да, – отвечает. – Всё нормально.

Я знаю, что он говорит неправду. Не хочет, чтоб я волновался. Переживает. Он всегда переживает, всегда за меня боится. Я за него, если честно, тоже переживаю. Возможно, я единственный, кто за него переживает. Марина от него ушла, сестра, ну мама моя, им не интересуется, дед с ним воюет. А вот я его люблю. И я знал, что он за мной приедет, не сомневался. Просто рассчитывал, что приедет раньше, пока ещё из города можно будет выехать. И когда он явился позавчера ночью, сразу же подумал: как мы будем выбираться? Но хорошо, что всё получилось. И то, что он говорит неправду, тоже хорошо. Пусть говорит. Главное – чтобы не волновался за меня. Я вообще не понимаю, как он до сих пор держится, после трёх дней под дождём и ветром. Когда увидел его в больнице, там, в коридоре, подумал, что он только что разговаривал со своей смертью. И смог её в чём-то переубедить. Или не смог. Но и она его не смогла.

– Ну что? – поворачивается к Пашке мужчина с сигаретой. – Когда в школу?

– После каникул, – отвечает Пашка спокойно.

Мужчина звонко смеётся, будто узнаёт старую шутку.

– Вы же не историю преподаёте, нет? – спрашивает.

– Нет, – отвечает Пашка.

– А что? – допытывается мужчина. – Химию?

– Украинский язык.

Человек аж присвистывает.

– Это как латынь преподавать, – смеётся.

– Не преувеличивайте, – не соглашается Пашка.

– Ну хорошо, – не хочет спорить с ним мужчина. Достаёт новую сигарету, прикуривает от догорающей первой. – Скажите мне такую штуку: а как вы теперь будете преподавать свой язык? После всего этого, – тычет он пальцем в чёрную ночь.

Пашка молчит, думает. Загрустил, догадываюсь я. Но нет, не загрустил.

– Питер, – говорит он мужчине. Оказывается, он знает, как того звать. – Скажите, вам ваши читатели пишут письма?

– Читатели? – не понимает его мужчина.

– Ну читатели вашей газеты, – уточняет Пашка. – Пишут вам письма в редакцию?

– А что? – опять не понимает мужчина.

– Ну короче, – не выдерживает Паша, – хочу сказать, что даже если пишут, вы их, наверное, не читаете. Вам они, наверное, неинтересны. И мы все вам тоже неинтересны. Вот что я хочу сказать.

– Ну почему вы так говорите? – мужчина обижается, но старается говорить приветливо.

– В школе так и говорят, – объясняет Паша. – Говорят то, что думают. Иначе какой смысл вообще говорить, правильно?

Мужчина, похоже, не знает, обижаться ему всё же или держать свои обиды при себе.

– Странный вы человек, – начинает мягко. – Вас не поймёшь.

– Это вы просто нашего языка не понимаете, – спокойно отвечает Пашка, – Мы же тут все на латыни разговариваем.

– Не смешно, – реагирует мужчина.

– Не смешно, – соглашается Пашка. – Но попробуйте возразить.

+

Проезжаем блокпост. Вдали горят огни станции. Военные мгновенно узнают скорую: видно, она тут не в первый раз проезжает. Кивают водителю. Демонстративно отворачиваются от Питера.

– Мы вас до мотеля подбросим, – сухо говорит тот Паше.

– Спасибо, – так же сухо благодарит Пашка.

Больше не разговаривают. Водитель включает радио, ловит шум.

Возле мотеля куча техники, военные бегают от транспорта к транспорту, разглядывают их скорую, но, замечая Питера, теряют интерес. Водитель притормаживает, но двигатель не выключает, хочет подъехать ближе. Все сидят, ждут, молчат.

– Вчера тут женщину взяли, – не выдерживает водитель. – Спецы приезжали. Оказалось, информацию сливала на ту сторону.

– Кто такая? – лениво спрашивает Питер.

– Официантка.

Питер хмыкает.

– А как звать? – вдруг спрашивает Пашка.

– Кого? – не понимает водитель.

– Официантку, – поясняет Пашка. – Анна?

– Нет, – растерянно отвечает водитель. – Не Анна. Точно не Анна. А что?

– Ничего, – отвечает Пашка. – Вылезай, – говорит мне. – Пошли домой.

На прощание Пашка глухо закрывает за собой дверцу скорой. Но не успеваем мы отойти, как Питер тоже выскакивает на улицу.

– Учитель! – кричит. – Подожди.

Пашка по инерции делает несколько шагов, но останавливается. Стоит, молчит. Питер подходит, зябко потирает руки, словно не знает, куда их деть.

– Тебе пароль сказать? – спрашивает.

– Какой пароль?

– Ночь на улице, – объясняет Питер. – Куда вы пойдёте без пароля? Это же до первого патруля.

– Да не нужен нам пароль, – говорит Пашка. – Но спасибо, – добавляет, подумав.

– Ты не обижайся, – говорит Питер и как-то неумело суёт Пашке свою замёрзшую ладонь.

Пашка пожимает её своей.

Стоят, не знают, что делать. Питер также неумело вытаскивает свою ладонь из Пашкиной, прячет руки в карманы.