Интернат

Пашка появляется где-то ближе к полуночи, уставший, бледный. Видит меня, садится на пол, мотает головой. Никого не жалко, повторяет, никого не жалко. Я не совсем понимаю, о чём он, сажусь рядом с ним. Кого тебе не жалко, спрашиваю. Никого, повторяет он. Потом поворачивается ко мне. Смотрит долго, смотрит, будто сквозь меня. Улыбается. Узнаёт. Я хлопаю его по плечу. Чаю хочешь, спрашиваю. Он кивает: хочу. Я иду к военным, беру чай, приношу ему. Паша благодарит, держит стаканчик в руке, но не пьёт. Скованные пальцы дрожат. Меня всегда пугали его пальцы, я такого больше нигде не видел. Но главное, конечно, не пальцы, главное – чтоб с ним всё было хорошо. Он за эти дни как-то осунулся, серое лицо, уставшие глаза. Я осторожно дотрагиваюсь до его плеча. Ты нормально, спрашиваю. Он смотрит на меня измученно, поправляет пальцем очки, как он это всегда делает, утвердительно кивает головой.

– Всё хорошо, – говорит. – Ты голодный?

– Голодный, – отвечаю. – Поехали уже домой.

+

– Через центральный выход не пройти: военные пытаются вкатить носилки, они застряли, военные ссорятся, кто-то толкает вперёд, другие пытаются вытащить назад, в результате образуется пробка, не пройти. Мы находим чёрный ход, открываем дверь, оказываемся в каких-то подсобных помещениях. Свежепобеленный коридор, из-под извёстки проступают пятна. К стене приварена железная лестница.

– Подожди, – говорит Пашка, – хочу, наконец, посмотреть, что там, – показывает он на лестницу.

– Ничего там нет, – отвечаю ему. – Забудь.

Он слушается, не возражает, кивает мне головой, как будто навсегда отказывается от чего-то навязчивого и неприятного.

Выходим на улицу, проталкиваемся среди военных. Я иду впереди, веду его, как поводырь. Он идёт следом, положив руку мне на плечо.

– Давай, – говорит, – найдём вокзал, возьмём такси. У тебя деньги есть?

– Есть, – отвечаю.

– Ну, значит хватит, – радуется он.

Мне нравится, как он теперь говорит, как разговаривает со мной. Раньше он со мной разговаривал так, словно за что-то извинялся. Было не по себе – и ему, и мне. Хотя за что ему извиняться? Ему извиняться не за что. Это мне скорее всегда было неловко, когда доставал его: Пашка сердечник, нервировать его нельзя. Сердце могло схватить где угодно и когда угодно. Из-за чего я и боялся за него все эти дни. Не знал – дойдёт, не дойдёт. Но дошёл, молодец. Вот теперь говорит спокойно, доверяя мне и рассчитывая на то, что я его пойму. Не кричит, не командует, спокойно объясняет: придём на вокзал, найдём такси, денег хватит, есть будем дома. Самое худшее позади, здесь с нами ничего не случится. Скоро будем дома. Военные не обращают на нас внимания, кричат что-то друг другу, тащат раненых, выводят на свежий воздух тех, кому уже оказали помощь. Мы выбираемся на трассу, обходим тягач и уже от него отходим, когда вдруг кто-то кричит нам в спину:

– Эй, учитель!

Пашка останавливается. Из темноты выходит человек: тёмная дорогая куртка, грязные ботинки, рюкзак. В целом хорошо одетый, но какой-то помятый, будто его последние два дня в яме держали. Хотя говорит уверенно, не спеша. По-русски говорит, но даже я понимаю, что иностранец.

– Что вы здесь делаете? – спрашивает, глядя на Пашку с какой-то неприятной улыбкой.

– Домой идём, – отвечает Пашка.

– А это, наверное, ваш племянник? – показывает он на меня пальцем, как на собаку. – Забрали всё-таки? – и говорит он обо мне, как о собаке.

– Забрал, – не возражает Пашка.

– Думал, не отважитесь, – продолжает улыбаться мужчина.

– А вы бы отважились? – спрашивает у него Пашка.

Мужчина хмыкает.

– Ну, я… – говорит как-то неуверенно. – При чём здесь я? Сигарету? – переводит разговор, достаёт пачку дешёвых крепких сигарет, протягивает Пашке.

Тот отрицательно качает головой. Мужчина, улыбаясь, протягивает пачку мне.

– Я такое говно не курю, – отвечаю.

– Саш, – строго окликает меня Пашка.

– Да всё нормально, – смеётся мужчина. – Всё в порядке, не ругайте его.

– Я и не ругаю, – говорит Пашка.

Мужчина перестаёт улыбаться, прячет сигареты.

– Вы на станцию? – спрашивает Пашку. – Могу подвезти. Поехали?

– Поехали, – соглашается Пашка и легко подталкивает меня вперёд.

Мужчина разворачивается, шагает по трассе вдоль длинной колонны военных машин.

Идёт, опустив голову, словно от кого-то прячется. И военные на него смотрят так, будто понимают, что он от кого-то прячется. Подходит к скорой, за рулём которой спит толстый водитель. Стучит ладонью по дверце. Водитель вздрагивает, пытается разглядеть темноту, видит наконец мужчину, ругается. Ну то есть я не слышу, что именно он там говорит, но понятно, что ругается. Мужчина лезет внутрь, кивает нам головой: давайте назад. Пашка открывает дверь, пропускает меня, залезает следом.

– На станцию, – говорит мужчина. Говорит как начальник, хотя и не очень большой.

Водитель смотрит на него недобро, но молчит. Странная какая компания, думаю я. Ну уж какая есть.