— Ну-ну, милая. Всё будет хорошо. Ты сильнее, чем думаешь. — Ополоснув мои волосы, он берёт мочалку и начинает мыть моё тело. Его нежность трогает меня.
— Роджер, ты мой спаситель. — Мой голос едва слышен.
Помогая мне принять ванну, он берёт меня за подбородок, заставляя смотреть на него.
— Лина, мы спасаем друг друга. — Он целует меня в лоб, прежде чем помочь выбраться из ванны. Завернув меня в мой любимый белый халат, он нежно гладит мои руки. — Посмотри на меня, милая. — Я смотрю в его большие голубые глаза, сияющие братской любовью. — Я знаю, что твоё сердце сейчас разбито, Лина. Но тебе нужно было, чтобы это произошло.
Я смотрю на него в замешательстве, не говоря ни слова.
Роджер продолжает, обнимая меня.
— Тебе нужно было почувствовать себя живой. Нужно было почувствовать что-то необыкновенное, хотя бы на одну ночь.
— Но, Роджер.
— Ш-ш-ш. Я знаю твою голову. Даже не сравнивай свою ночь с Джулианом с тем, что у тебя было с Эндрю. Если этому не суждено случиться, вы будете двигаться дальше. Слушай, ты была с Эндрю много лет, в то время как могла бы быть с другим мужчиной. Я не предлагаю превратиться в шлюху. Всё будет хорошо. Ты красивая, добрая, умная, талантливая, и у тебя будут другие любовники. Тебе просто нужно быть открытой.
Открытой? Вчера вечером я была открыта для Джулиана.
Сделай глубокий вдох, Лина. Ты собираешься двигаться дальше. Ты уйдёшь от Джулиана. И ты уже ушла от Эндрю.
«Ты начинаешь новую главу в своей жизни», — напоминаю я себе.
Мы идём в мою спальню, где я сажусь на кровать, положив голову на серую мягкую спинку. Мой внимательный друг достаёт из шкафа белый комплект хлопчатобумажного белья, чёрные леггинсы и вересковую толстовку. Передавая их, он говорит:
— Я позволю тебе одеться. Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. Я люблю тебя, милая.
Потратив целую вечность на подготовку к новому дню, я тянусь к телефону, молясь про себя, чтобы Джулиан оставил мне сообщение — хоть что-то от него — как своего рода подтверждение. Тем не менее, сообщение, смотрящее мне в лицо, от его отца. Я немедленно звоню Марселю и оставляю ему голосовое сообщение. Меня охватывает печаль, когда я получаю сообщения от Роджера, Патти, Козимы и бабушки. Я говорю себе, что, возможно, никогда больше не услышу о нём. Это то, к чему моё сердце должно подготовиться. Он ушёл от меня много лет назад, не сказав ни слова, и только недавно вернулся. Как может быть так больно потерять Джулиана, если он никогда не был моим?
Это моя вина, что я по глупости думала, что одна ночь — это всё, чего я хотела.
«Это был замечательный опыт», — напоминаю я себе. И хотя моё сердце болит, у меня был удивительный день рождения с Джулианом. Он заставил меня понять, что я могу отпраздновать свой самый страшный день в году. Музей. Masa. Занятие любовью. Я всё это помню. Страсть была недостижима до вчерашнего вечера. Если бы я могла иметь это с ним, я молча молюсь, чтобы это повторилось снова.
Я получу это снова.
Однажды моё сердце исцелится. Я смогу снова увидеть Джулиана — без боли, без сожаления, забыв об его уходе после того, как я сдалась ему, и, самое главное, без разбитого сердца.
Глава 3
На следующий день, когда я просыпаюсь, моё сердце всё ещё отказывается отпустить произошедшее. Горечь обволакивает меня, почти душит.
Я, наверное, похожа на сумасшедшую из-за того, что была настолько опустошена мужчиной, бросившим меня после одной ночи. Больше всего меня злит и смущает то, что Джулиан покинул свой дом, чтобы не встречаться со мной. Разве мы не могли просто позавтракать и неловко притвориться, что не занимались сексом? Большинство моих друзей признаются в таком.
Почему он оставил мне записку? Он оставил меня наедине с Мисс Пендлтон. Было бы проще просто сказать: «Спасибо, Лина. Мы отлично провели время. Просто напоминанию, это была всего лишь одна ночь».
Вчера после ванны я провела остаток дня в постели. И хотя я бы с удовольствием научила Самсона новой песне на фортепиано, я была благодарна, что он решил не заглядывать ко мне. Мне нужно было побыть одной. Роджер был внимателен и проверял меня каждый час, как нянька. Алекс оказался достаточно любезен, чтобы принести мне ужин из кубинского ресторана через дорогу, но у меня не было желания есть даже некоторые из моих любимых блюд. Музыка играла всё время. И чтобы усилить своё депрессивное состояние, я продолжала играть самые душераздирающие песни, когда-либо написанные. Я подпевала пьяному от любви вокалу Стива Макьюэна, пока слёзы не помешали мне подобрать слова. «Это конец?», — повторялось в течение последних нескольких часов. Расстроенный Роджер вошёл в мою комнату, выключил стереосистему и сказал:
— Хватит, Лина. Поставь что-то другое, только не лирическую песню, в которой есть пистолет.
И около трёх ночи, мой лучший друг вошёл в мою комнату без стука. Сидя рядом со мной и поглаживая меня по спине, он сказал: