Интерфейс

– Это совершенно бездоказательное обвинение! – выкрикнул Шэд. Он был явно шокирован тем, что такие слова прозвучали публично, как будто они с Сэмом Уайттом изобрели их специально для личного использования. – Послушайте. У меня нет никаких расовых предубеждений. Я испытываю неприязнь только к тем, кто злоупотребляет преимуществами нашего общества, независимо от их этнической принадлежности. К паразитам на теле процветающей экономической системы, которая была построена тяжким трудом таких граждан нашей страны, как Сэм Уайатт.

– Сэм Уайатт, – повторила Элеанор. – Сэм Уайатт, который пасет свой скот на государственной земле. На земле, которую населяли индейцы, пока правительство не заплатило солдатам, чтобы те их убили. Сэм Уайатт, который орошает свое ранчо водой с государственной дамбы. Ты думаешь, что Анна Рамирес сидит на велфере? У меня для тебя новости, ковбой. Все в штате Колорадо сидят на велфере. Мы все живем попечением налогоплательщиков из других частей страны. Просто вышло так, что некоторые из нас – например, Сэм Уайатт – пользовались им дольше остальных и успели накопить на банковских счетах достаточно милостыни, чтобы вкладывать ее в политические кампании. Поэтому не надо, стоя здесь, в Денвере, в метрополисе, построенном на ручье, в столице штата Колорадо, который снова стал бы голыми прериями без постоянной правительственной помощи, разевать рот о низких моральных качествах получателей велфера. Потому что у людей, которые отправляются на север через границу, и нет, может быть, ковбойских сапог из кожи страуса и напомаженных волос, но зато, в отличие от вас, у них есть кое-что поважнее. У них есть ценности.

Двери клиники распахнулись и улыбающаяся медсестра выкатила кресло с Бьянкой Рамирес, за которым следовали все ее врачи.

В толпе протестующих произошло движение и вдруг Карлос и Анна Рамирес вырвались из нее, смеясь и обливаясь слезами. Они пересекли парковку, не потревоженные ни журналистами, ни агентами иммиграционной службы, ни Шэдом Харпером, и заключили дочь в объятия. Их, в свою очередь, окружили сотни их сторонников.

Все это происходило в гораздо более теплой и спокойной атмосфере, чем кто-либо рассчитывал. Беспорядки возникли только на краю площадки: микроавтобус иммиграционной службы со стальными решетками на окнах принялся раскачиваться с боку на бок. Водитель выпрыгнул, машина опустела и толпа раздалась, освобождая пространство. Затем с десяток мужчин, закаленных работой на фермах долины реки Арканзас, перевернули ее на крышу и бросили, беспомощную, как черепаху на шоссе.

31

Элеанор почти освободила рабочий кабинет. Времени на это ушло немного, поскольку она едва успела в него въехать, и пустые коробки по-прежнему стояли в углу. Наклонившись над ящиком письменного стола, она не заметила, как в кабинет вошел Калеб Рузвельт Маршалл; ему пришлось привлечь ее внимание, швырнув связку ключей на пустой письменный стол.

– Хочу покатать вас на машине, леди, – сказал он.

Она выпрямилась, пораженная его появлением: он стоял перед ней во плоти, в синей рабочей рубахе и штанах-хаки, опираясь на трость.

– Мне лучше всего беседуется, когда я сижу за рулем и правлю в сторону гор, – сказал он, кивком указав на ключи. Элеанор взяла их в руки: это были ключи от арендованного «Кадиллака». – Я, однако, уже слишком стар, чтобы крутить баранки. Даже край чертова капота не могу разглядеть.

– Может быть, тогда я поведу? – спросила Элеанор.

Очень красивый «Каддилак» с откидным верхом стоял на личной парковке сенатора на задах «Аламо». Сенатор, видимо, распустил свою охрану, и Элеанор подставила руку, чтобы вывести его из здания и усадить на пассажирское сидение. Села сама и завела мотор. В машине, как выяснилось, была установлена прекрасная аудиосистема с кассетным магнитофоном, и хотя сенатор требовал ехать немедленно, Элеанор решила посмотреть, что за кассеты он хранит в полости под центральным подлокотником.

– Что вы собираетесь поставить? Рэп? – спросил он, когда она выщелкнула кассету из коробки и задвинула ее в щель на приборной панели.

– Симфонию «Воскресение», – ответила Элеанор, когда из скрытых динамиков раздались первые такты.

– Отлично, – сказал Маршалл. – Я часто ее слушал. Наверное, неплохо бы уже начать разбираться в этих материях. А теперь, черт возьми, поехали уже.

Сенатор желал придерживаться строго определенного маршрута через Денвер и в сторону гор. Он отверг такие новомодные глупости, как шоссе, и предпочел ехать по извилистым улицам, через парки и тенистые аллеи. Некоторое время, выполняя указания сенатора, очевидно составляемые экспромтом, Элеанор практически полностью уверилась, что он в маразме и они сейчас безнадежно заблудятся. Однако до того моменту, когда город вдруг раздался в стороны, сменившись бесконечными просторами прерий, им не попалось ни одного светофора или левого поворота.

– Спасибо, что спасли мою задницу, – сказал сенатор Маршалл в перерыве между командами.

Она улыбнулась.

– Я гадала, сможете ли вы посмотреть на это дело под таким углом.