Пока эти программы действуют, их никто не замечает. Они просто часть ландшафта. Силы природы, как ветер и дождь. Люди, живущие на них, такие как Сэм Уайатт, начинают думать, что это природный, богоданный порядок. Для них получение милостей от федерального центра принципиально ничем не отличается от, скажем, ловли лосося в Заливе Аляска или добычи кленового сиропа в штате Мен. Поэтому когда кто-то вроде вас выходит перед телекамерами и указывает на очевидное – на то, что они вообще-то ничем не отличаются от людей, живущих на пособие – у них вышибает пробки. Они вдруг оказываются лицом к лицу с истиной.
Элеанор слушала его в полном оцепенении. Она не могла поверить, что сенатор Маршалл сказал то, что он сказал.
– Так почему же вы не хотите принять мою отставку? – спросила она.
– Всю свою карьеру я делал только то, что должен. Сейчас, когда пошел мой последний срок, я собираюсь делать то, что всегда хотел, но боялся.
– Что ж, прессу это порадует.
– Пресса может трахнуть себя в задницу. Теперь я смело могу это заявить. Здесь направо.
Элеанор повернула направо, на дорогу, уходящую на запад, прямо в горы. Она наконец поняла, куда ведет их Калеб: к разрыву в горной стене, к единственному месту на многие мили, где можно ее пересечь. Прозрение пробудило в ней жажду скорости, она поддала газу и устремилась к вратам. Это была узкая щель с почти вертикальными стенами, демонстрирующими поперечный срез кряжа, складывающие его слои, в других местах скрытые под травой и осыпями; розовые, персиковые, оранжевые и бордовые страты светились под полуденным солнцем.
– На вас, должно быть, давят, чтобы вы меня выгнали.
– К черту их всех. Они забудут о вас через неделю, уж поверьте. Я собираюсь перевести вас на другое место.
– О. У меня новая работа?
– Ну да. У вас новая работа. Я хочу забрать вас из Колорадо, прежде чем кто-нибудь линчует вашу задницу. Или мою.
– Боже мой.
– Верно. Вы отправляетесь в Вашингтон, округ Колумбия, леди. Назад в родной город. И если вы думали, что Денвер – это гнездо гадюк, вас ждет неприятное открытие.
На некоторое время оба замолчали. Калеб протянул левую руку и выкрутил громкость, так что симфония «Воскресение» даже для его не самых чутких ушей зазвучала оглушительно; они миновали ущелье и внезапно оказались в сердце Скалистых гор. Вырвавшись на простор, дорога разделилась на три или четыре, и ни одно названий на указателях не значило для Элеанор ничего.
– Куда мне ехать теперь? – спросила она.
– Я вас сюда завел, – сказал Калеб. – А теперь как-нибудь сами.
ЧАСТЬ 3. Vox Populi
А для человека несправедливого, но снискавшего себе славу справедливости, жизнь, как утверждают, чудесна. Следовательно, раз видимость, как объясняют мне люди мудрые, пересиливает даже истину и служит главным условием благополучия, мне именно на это и следует обратить все свое внимание: в качестве преддверия, для видимости мне надо начертать вокруг себя живописное изображение добродетели и под этим прикрытием протащить лисицу премудрого Архилоха, ловкую и изворотливую. Но, скажет кто-нибудь, нелегко все время скрывать свою порочность. Да ведь и все великое без труда не дается, ответим мы ему... Чтобы утаиться, мы составим союзы и сообщества; существуют и наставники в искусстве убеждать, от них можно заимствовать судейскую премудрость и умение действовать в народных собраниях: таким образом, мы будем прибегать то к убеждению, то к насилию, так, чтобы всегда брать верх и не подвергаться наказанию.
32
В один теплый летний вечер во времена Эйзенхауэра{51} Нимрод Т. (Тип) Маклейн видел, как его дядя Парвис избил человека заточенной мотоциклетной цепью. Это произошло у очень дешевого и опасного бара на севере центральной Калифорнии, обслуживающего сельхозработников. Оки{52}.