Интерфейс

и фотографией, с которой она улыбалась щербатой улыбкой сквозь иллюминатор, прижимая к груди кролика.

Любой, кто потрудился прочитать всю статью о Бьянке от начала и до конца, обнаруживал, что курс лечения в камере практически завершился и медицинский центр «Арапахо Хайлендс» собирается выписать ее назавтра, в пятницу.

Это означало, что с момента публикации «ЧУДО-ДЕВОЧКИ» утром в четверг все участники дела Рамиресов – в Денвере, на ранчо «Лейзи Зет» и в Вашингтоне, округ Колумбия, начали готовиться к эндшпилю.

Большая часть пятницы уйдет на решение логистических задач: своевременная доставка всех игроков в клинику и налаживание связи. Поэтому четверг был последним днем, когда оставалась возможность сделать ход. Рей дель Валле сделал его первым, организовав пресс-конференцию на «конспиративной квартире» где-то в окрестностях Денвера, выставив Карлоса и Анну Рамирес перед Судом Общественности, чтобы они могли защититься от обвинений в нелегальной иммиграции и недолжном выполнении родительских обязанностей.

Первая часть была особенно затруднительна, поскольку они действительно являлись нелегальными иммигрантами. Но не было в Америке проблемы, сколь угодно простой поначалу, которую нельзя было бы замылить до состояния полнейшей неясности с помощью талантливого адвоката. Рамиресы как раз обзавелись таким: всенародно известным адвокатом-бунтарем из Сан-Франциско, которой любил работать pro bono в присутствии большого количества телекамер; он настаивал, что за очень небольшое время сумеет обеспечить этих людей гринкартами.

Другое дело – родительские обязанности. В своем кругу Рамиресов считали очень хорошими родителями. Карлос был трезвенником, проводившим каждую свободную минуту с детьми, а Анна – домашней святой. Рей привел на конспиративную квартиру достаточное количество свидетелей и сам сказал пару слов.

Роль Элеанор Ричмонд в эндшпиле носила совершенно иной характер. Она проникла в кабинет своего юного коллеги Шэда Харпера и подвергла его разорению. За это ее запросто могли уволить и даже, возможно, посадить в тюрьму. Она прекрасно это осознавала и заранее напечатала заявление об увольнении на имя сенатора Маршалла. Она проработала на этой должности ровно один месяц и получила ровно одну зарплату.

Поступать так, как она поступила, было с ее стороны полнейшим безумием. Поиск фрагментов информации, которые можно накапливать, чтобы впоследствии использовать с расчетом – это куда ни шло. Но она намеревалась выкопать нечто очень грязное, что можно было тут же вытащить на свет божий и скормить прессе. Элеанор Ричмонд совершенно озверела. Она полностью утратила самоконтроль.

Он отключился где-то в выходные. Осознание того, что Сэм Уайатт, ведущий сторонник ее босса, запустил всю эту цепь событий, было скверным само по себе. Пару дней она провела в сомнениях – в основном из-за иезуитских маневров Рея с игрушками. Когда агенты иммиграционной службы явились за Карлосом и Анной, она испытала раздражение. Но когда штат попытался отобрать Бьянку у родителей, Элеанор Ричмонд взбесилась. Это было нечестно. Лучше она снова станет бичевкой, чем примет участие в заговоре, направленном на разрушение семьи.

Поэтому в четверг, Элеанор врывалась в кабинет Шэда Харпера всякий раз, когда он отлучался дольше, чем на десять минут, и располагалась там, как дома. Она была вполне готова пожертвовать собственной карьерой за возможность найти что-то, что позволит утянуть за собой и Шэда. Была замечательно найти что-нибудь и на Сэма Уайатта или на помощника из Ди-Си, совершившего судьбоносный звонок в Службу леса – или даже на самого сенатора Маршалла. Но больше всего ей хотелось подать на блюде голову Шэда Харпера.

К ее собственному изумлению, она ни разу не попалась. Раз или два люди заглядывали в кабинет Шэда, когда она там находилась, и она объясняла им, что ищет позаимствованный Шэдом степлер. Это срабатывало, поскольку Шэд постоянно что-нибудь заимствовал, включая деньги, и никогда ничего не возвращал.

Сам Шэд провел большую часть дня за пределами кабинета, по уши погрузившись в некие интриги, связанные с семьей Рамирес.

К восходу солнца, озарившего пятничный заголовок

«БЬЯНКА: Я ХОЧУ К МАМОЧКЕ!»,

никаких особенных изменений не произошло. Медицинский центр «Арапахо Хайлендс» собирался выписать Бьянку в 18:05. По совершенно удивительному стечению обстоятельств, это гарантировало попадание процесса выписки в вечерние выпуски местных новостей, делая ее идеальным кандидатом на прямой эфир. Новый пиар-директор, проработавший на этой должности пять дней и уже получивший и повышение, и премию, настаивал, что это действительно совпадение, а время выписки было выбрано исключительно по медицинским соображениям.