Он обожал их. Глаза его буквально выскакивали из орбит. Рот широко распахнулся и застыл в выражении мальчишеского восторга, как у деревенского пацана, впервые попавшего в Диснейленд. Глаза метались от экрана к экрану – он не мог решить, на что именно ему больше всего хочется смотреть.
– Дни. Недели, – сказал Огл. – Я буду любоваться этим кино несколько недель.
– Обрати внимание, какое лицо сделалось у этой коллекционерки, когда ты втащил в комнату свою жалкую задницу, – сказал Шрам.
– Она не коллекционерка, – сказал Аарон, – она охотница за купонами.
Они проглядели спектакль несколько раз с начала до конца. Компьютер позволял перематывать запись вперед-назад и проигрывать ее в ускоренном режиме, как видеокассету. Шрам делал пометки в желтом блокноте. Наконец они переключили мониторы в режим реального времени, чтоб посмотреть, что происходит в соседней комнаты.
Там не происходило ничего. Шесть лиц выражали скуки в терминальной стадии. Хороший и плохой полицейские удалились, а их место занял нудный, монотонный голос, декламирующий некий бесконечный псевдоюридический текст.
– Это актер, выступающий в роли адвоката «Огл Дата Рисеч», – объяснил Огл. – Он уже полчаса наставляет их в юриспруденции, пока мы тут херней страдаем.
– Давайте посмотрим, как выглядит праведное возмущение, – сказал Шрам, поднимаясь на ноги и направляясь к двери.
– Бог в помощь, – сказал Огл.
Через секунду Шрам вошел в соседнюю комнату и мониторы буквально взорвались. Огл завыл по-собачьи.
– Идентично! – закричал он, – они все реагируют идентично! На горбуна, стрельбу и порнографию они реагировали по-разному. Но когда они в ярости, их друг от друга не отличить! И поэтому праведный гнев – самая мощная политическая сила из всех!
27
Первым делом он научился шевелить большим пальцем правой руки, и не просто так. Уильям Коззано принялся за него с того самого момента, когда очнулся после имплантации.
Где-то за день он научился заставлять палец спазматически дергаться. К этому времени, как его погрузили на самолет и отвезли назад в Тасколу – то есть через два дня после операции – он уже умел дергать им по желанию.
Затем он овладел искусством как прижимать его к ладони, так и разгибать до отказа. Добившись таких успехов, он в течение шестнадцати часов повторял это упражнение, доведя счет сгибаний-разгибаний до нескольких тысяч, после чего ему дали снотворное и он уснул. Через восемь часов он проснулся и снова принялся тренировать большой палец.
Несколько дней никто, включая Мэри Кэтрин, не мог понять, почему отец так зациклился на большом пальце. Всем казалось само собой разумеющимся, что прежде всего он попытается вернуть навыки речи. И он действительно пытался – в первую неделю после операции время от времени можно было заметить, что он играет с мускулами лица. Кожа под челюстью то натягивалась, то опадала, когда он шевелил языком во рту, а уголки губ задвигались – сперва как охваченные тиком, а затем плавно. Через пять дней он научился складывать губы трубочкой и смог поцеловать Мэри Кэтрин, когда она наклонилась и подставила щеку.
Но чем бы он не занимался, большой палец оставался активным. Он начал вызывать тревогу в приставленной к нему бригаде врачей, состоявшей из полдесятка физиотерапевтов, неврологов и компьютерщиков, занявших пустовавшие комнаты в таскольском доме, чтобы наблюдать за процессом восстановления губернатора. По поводу большого пальца устраивались консилиумы. Врачи спорили, сознательна эта деятельность или нет, и рассматривали идею привязать палец к ладони, чтобы избежать появления симптомов артрита.
Все прояснилось, когда кто-то вложил ему в руку пульт дистанционного управления. К этому времени остальные пальцы приобрели достаточную подвижность, чтобы обхватить нижнюю поверхность пульта, предоставляя большому, теперь весьма точному в движениях, блуждать по верхней поверхности, нажимая на кнопки. Переключая каналы. Увеличивая или уменьшая громкость. Включая видеомагнитофон, чтобы записать некоторые программы и воспроизвести их позже.
Было решено провести тест. В четверг, в семь часов вечера, устроили званый обед – с тем расчетом, чтобы он пришелся на любимое телевизионное шоу Коззано: сатирическую мультипликационную программу. Он прошел проверку блестяще – безо всяких подсказок запрограммировал видеомагнитофон, пользуясь большим пальцем.
– Он знает, как это делается, – сказал главный компьютерщик, Питер Зельдович (Зельдо). Голос его был полон благоговения. – В смысле, я написал половину операционной системы «Каликс». Но я не умею программировать видеомагнитофон.
– Его память, кажется, в полном порядке, – согласилась Мэри Кэтрин.
Она приехала из Чикаго, чтобы присутствовать на обеде, и подглядела, притаившись в коридоре рядом с хозяйской спальней, как отец перематывает видеокассету на начало любимой программы.