Интеграл похож на саксофон

Серега Герасимов продолжал свои философские изыскания, взяв под крыло Колю Резанова. Коля обладал буйной внешностью — толстый, рыжий, конопатый, — к тому же с рыком, как у льва. У него был редкий дар: ноги в коленных суставах гнулись в обе стороны, поэтому на сцене Коля мог сделать «рок-н-ролльную стойку» — одна нога согнута коленом вперед, другая коленом назад. Катаясь на лодке в парке культуры и отдыха, Коля садился за весла, сгибая колени в обратную сторону так, что ноги спускались с сиденья вниз и стелились потом вдоль лодочного дна.

Однажды я встретил Колю на Финляндском вокзале, он шел на электричку с лукошком в руках. «Еду в лес! — громко объявил он. — По грибки, по ягодицы!» Коля любил ввернуть похабное словцо, но только в рамках народной традиции, и был в этом смысле несомненным молодцем.

Сдружившись с Серегой, Коля перенял у него склонность к несвязным звучным фразам в стиле газетных заголовков: «Голый, жестокий, трудолюбивый», — и кратким положительным характеристикам: «Приятный голос, член большой…»

Серега быстро внушил Коле, что ему надо похудеть, посадил его на диету из яблок и кефира, и наш герой за три недели из толстого веселого парубка превратился в сморщенного, худого и злобного человечка. Пиджак, сшитый на толстяка, свисал с него фалдами.

Чувство юмора Коле не изменяло. Он нашел палку от швабры, подрезал ее так, чтобы она туго входила в пиджак, распирая его от плеча до плеча, создавала подобие кавалерийской бурки, влезал в эту конструкцию и громогласно объявлял: «Выступает НИКОЛАЙ ШИРМА!» Зрелище было настолько комическое, что это начало мешать концерту.

Пришлось забрать пиджак меньшего размера у Сереги, отдать его Коле, а Серегу перевести за кулисы играть в микрофон. Серега обрадовался, устроил себе удобное гнездо, перестал бриться и однажды сказал в своей подчеркнуто дикторской манере: «Давайте я буду из гостиницы по телефону играть, пусть только Ляпка громче счет дает!»

«Молодцы» выехали из Ленинграда 10 сентября, ранней и еще теплой осенью. Оделись по погоде — плащи, курточки. В Свердловске грянул мороз, ночью доходило до 40 градусов. Прогулка в плаще была равносильна самоубийству.

Утром в воскресенье мы заказали такси, быстро шмыгнули в машину и попросили отвезти на барахолку. Люди, лошади, провода — все было покрыто густым инеем, над рынком стояла туманная изморозь. Машина медленно ехала вдоль рынка, пассажиры всматривались в торговые ряды. Мы увидели мужичка, продававшего овчинный тулуп. Замерзший артист выскочил из машины, схватил тулуп, надел его на себя и, стуча зубами, спросил: «Сколько?»

Отправляясь в Астрахань, я запасся зимней одеждой, а главное, подбил болгарской овчинкой подаренное отцом кожаное пальто. Пальто это сохранилось с войны, оно поступило в СССР по американскому ленд-лизу вместе с шоколадом, яичным порошком, свиной тушенкой и грузовиками «студебеккер».

Грузовики «студебеккер» доставили в СССР в количестве 427 тысяч 700 штук. А были еще пароходы, паровозы, железнодорожные вагоны, тракторы, электростанции и многое другое…

Ветераны отечественной дипломатии, может быть, еще помнят эту забавную историю. В разгар войны в СССР прибыла представительная делегация из госдепа, которую встречали на аэродроме по высшему разряду. Однако высокопоставленные союзники от объятий старательно уклонялись и монотонно, через переводчика, задавали один и тот же вопрос: почему, дескать, нас встречают одни шоферы?

Чтобы все встало на свои места, надо взглянуть на ситуацию глазами американцев: не только встречавшие их советские генералы, но и другие официальные лица практически поголовно были упакованы в кожаные пальто, которые поставлялись в комплекте со «студебеккерами». В Америке такую одежду, кроме шоферов, действительно никто не носил. Это была своего рода рабочая униформа, можно сказать спецовка.

В СССР же кожаные пальто, изъятые из «студебеккеров» расторопными тыловиками, стали вещественным признаком принадлежности к военной и гражданской элите. Фотохроника войны беспристрастно свидетельствует: в шоферских пальто щеголяли даже командующие фронтами. Не стали исключением и Жуков с Рокоссовским.

Одноколенко О. Тушенка в шоколаде. Итоги. 2005. № 21.

Буйволовая кожа на пальто была необычайной крепости. Отец рассказал, что однажды во время шторма его сбило волной, потащило за борт, но он зацепился за какой-то крюк петлей и остался жив. Это спасительное пальто я потом взял себе, оно было потерто, каждый год его приходилось подновлять в специальной мастерской. Женщины в марлевых повязках красили его кисточками, особой блестящей нитрокраской, как автомобиль. Носить пальто было нелегко, но защита была полная. Ночью ли накрыться в холодной сибирской гостинице, сквозь автобусную давку ли протиснуться — вещь была незаменимая, сделанная на совесть.