Инсайдер

Бемиш, кусая губы, теребил витой столб террасы.

— Где-то я видел эту рожу, — сказал Киссур. — Ах, ну да, он же тоже был у государя! Это тот поганец, который дал Шавашу взятку, чтобы никто, помимо его компании, не получил подряд на космодром. «Ай-Си». Да, компания «Ай-Си». А чего он теперь-то хотел?

Бемиш помолчал.

— Дал понять, что контракт все равно будет сорван. Знаешь, рабочие повадятся бастовать, чиновники будут на стороне рабочих…

— Можешь не рассказывать, — сказал Киссур, — знаю, как это происходит. Сам был первым министром. Что же ты будешь делать?

И в этот миг в голове Бемиша явилась мысль, доходчивая и простая, как реклама прохладительного напитка: «Уеду. Брошу все и уеду. Если кто-то должен делать мерзости, то, по крайней мере, пусть их буду делать не я. Пусть это будет прощальный день».

— Давай-ка покатаемся, — сказал Бемиш. Они скакали довольно долго по желтым дорогам посреди голубых полей, а потом, привязав коней, дрались на кулачках и купались в пруду, круглом и зеленом, как донышко бутылки.

Бемиш ехал обратно усталый и притихший, оглядывая дорогу, обсаженную пальмами, и ярмарку, раскинувшуюся у беленой стены близстоличного городка. День был жаркий, облака выкипели совсем, солнце пузырилось, как яичный желток на сковородке. Киссур поглядывал на друга искоса. Чем-то землянина очень расстроили. Дали понять, что сорвут контракт. Что ж. Предприятие — не поединок. Это на поединок можно идти, не заботясь, победишь или погибнешь. Строить, понимая, что не получишь прибыли, нельзя. Он уедет. А жаль. Киссур вдруг понял, что привязался к этому человеку. Он лгал гораздо меньше местных чиновников, и была в нем какая-то честность, несмотря на занятие его, не способствующее благородству.

— А за какую такую парковку этот Джайлс обещал тебя посадить? — вдруг спросил Киссур.

— Это не здесь. На Земле, — механически ответил Бемиш.

— С ума сойти! — изумился Киссур, — это ж где ты запарковал свою тачку, чтобы сесть на пять лет? На крышу Сейма Федерации, что ли, въехал?

Бемиш хотел разъяснить, что парковал он вовсе не тачку, но тут Киссур продолжил:

— Ну у вас и закончики стали! Своих граждан штрафуют за плевок на улицах, а Гере позволяют больше, чем мы бандитам! Хотя мы бандитам позволяем, признаться, очень много.

— При чем здесь Гера? — рассердился Бемиш.

— Да при том, что пока вы кормите бездомных и принимаете законы о защите вымирающего вида зеленых попугайчиков, они финансируют военные программы и через пять лет они вас завоюют! Это же ежу понятно, а уж мне-то тем более.

— Не завоюют, — возразил Бемиш, — мы сильнее.

— Вы не сильнее, — сказал Киссур, — вы только богаче. А история в том и состоит, что богатые, но слабые духом страны становятся достоянием стран бедных, но воинственных. Ведь от богатства страна становится сытой и ленивой, как жирный баран, а от бедности, — жилистой и жадной, как волк.

— В таком случае Гера завоюет сначала вас: вы слабее.

— Зачем нас завоевывать? Нас и даром-то никому не надо! Волки питаются жирными баранами, а не северным мхом.

Бемиш надулся и замолчал. Вздор. Варвары, правда, поедали империю, потому что жители ее ленивей, чем варвары, а оружие у варваров такое же. А у Геры, — черт, оружие у Геры, может, и не хуже… Все равно, — глупейшие параллели. История больше не скачет по кругу. Забавно подумать, что в разведке Федерации рассуждают на уровне образованного варвара…

К полуночи они расстались и Киссур вернулся к себе во дворец. Долгое время он сидел в покое один, а потом кликнул слугу, чтобы собрали корзинку для жертвоприношений, и прошел в маленькую, смежную с его спальней комнату, где стоял поминальный алтарь Арфарры. Перед алтарем горела свечка, укрепленная на черепаховом щитке, и в серебряной миске с водой плавала свежая сосновая ветка. Киссур встал на колени перед алтарем и отпил немного из миски.

— Арфарра, — сказал он тихо, — что же мне делать? Мои боги молчат. Они молчат уже семь лет. Раньше ты был рядом. Ты решал за меня все, что не касалось войны, а на войне я был свободен, ибо между воином и богом никого нет. Неужели я ничего не могу сделать, для своей страны, неужели я могу только портить? Пошли мне кого-нибудь! У меня никого нет. Что такое эти земляне? Лучшие из лучших — у них кредитная карточка вместо сердца, а худшие — вообще бог знает что! Ханадар — как щегол, который умеет только петь глупые песни, а этот человек, Нан, у которого я мог бы просить совета, он мне даст совет cвернуть свою шею, потому что для страны это будет всего полезней, а для Нана — всего приятней.

Так Киссур молился довольно долго и окликал Арфарру. Вдруг из-за двери потянуло сквозняком. Киссур замер. Дверь медленно раздвинулась, чья-то тень легла на порог.

— Великий Вей! — вскричал Киссур, вскакивая на ноги и оборачиваясь. — А, это ты.

В проеме двери стоял землянин, Теренс Бемиш.

— Ты ждал кого-то? — встревожился Бемиш. Киссур, наклонив голову, глядел на алтарь.

— Нет, — откликнулся Киссур, — он вряд ли придет.

Бемиш сел в кресло.