Гхейт сидел в печали, уставившись куда-то вдаль, когда на круговую галерею, где оставил своих спутников, вернулся Арканнис. Кардинал широко улыбнулся.
— Мы в пути, — провозгласил он без особой нужды. — Я предлагаю нам воспользоваться возможностью отдохнуть перед входом в варп. Спать во время пересечения Эмпиреев может быть… непросто.
Он уронил пачку бумаг, которые просматривал, на кресло и поманил пальцем Трикару. Та взглянула на него, вздёрнув голову.
— Идём, моя маленькая злодейка, — прощебетал он, — обратно в свою клетку.
Гхейт нахмурился, прервав самокопания:
— В клетку?
— Хех. О да. Ты же не думаешь, что я позволю ей бегать по кораблю, пока я сплю?
— Но… вы говорили, что она предана ва…
— Ничего подобного я не говорил. Я сказал, что она делает, что приказано. Но я не могу контролировать её, пока сплю.
Трикара зашипела, жемчужные клыки заблестели из-под сени капюшона. На секунду её ненормальное хихиканье прервалось, оставив взамен лишь переплетённого шнурами монстра, полного ярости и ненависти. Она уставилась на Арканниса, словно в замешательстве.
— Она разрежет меня на куски, дай ей шанс. Я говорил тебе: её разум — разбитый бриллиант. Она марионетка, Гхейт. Безумная, прекрасная, внушающая ужас марионетка. И я дёргаю за её ниточки уже очень, очень давно.
— К-как?
— Простая маленькая иллюзия. Я пошарил у неё под черепом и переоблачил себя в её глазах. Для неё я магус-ясновидец, примаций её давно мёртвого выводка. Её разум склонен к некоторому блужданию, но уверяю тебя — у неё не займёт много времени вспомнить мою настоящую личность, когда иллюзия спадёт.
Глаза Арканниса сверкнули, та же самая весёлая улыбка украсила губы, и абсолютно без всякой видимой причины злобный скрежет Трикары пропал.
В голове Гхейта вспыхнул полный предчувствий вопрос:
— Вы… вы когда-нибудь..?
— Играл ли я с твоим разумом? — холодные глаза заполнили его мир. — Нет. И по одной простой причине.
— Какой?
— В этом не было нужды.
Не сказав больше ни слова, Арканнис увёл Трикару прочь, оставив Гхейта в глубоком беспокойстве. Снова то, что он считал несомненным фактом, рухнуло, и снова в центре обмана стоял Арканнис. Что-то было неправильно. Что-то не складывалось. Он чувствовал нутром.
Взгляд упал на бумаги, которые читал кардинал. Нахмурившись, чувствуя себя будто голым, запутавшимся и беззащитным, он наклонился и вгляделся в первую страницу.
Это был какой-то документ. Он начинался так:
«Мы нечистые.
Мы поношаемые (так говорят). Мы презренные, мы пагуба, мы мерзость. Нас называют «тварями», «уродами», «еретиками». Насмешки столь же однообразны, сколь и бесконечны».
Гхейт в замешательстве пожевал губу. Затем, с упавшим сердцем, стал читать остальное.
Арканнис вернулся, когда он уже добрался до последней страницы. Кардинал тихо сел, не прерывая, и стал наблюдать. Грамотность Гхейта была далека от совершенства, и временами ему приходилось останавливаться, вглядываясь в буквы и беззвучно двигая губами в борьбе с трудным словом. Арканнис отмечал каждое движение глаз, каждую морщину на окостеневшем лбу, каждое шевеление губ.
И когда Гхейт закончил, сложил аккуратно бумаги в стопку и положил их рядом на сиденье, Арканнис спросил:
— Что ты думаешь?
Гхейт пошевелил челюстью:
— Я думаю… Я не знаю. Я не уверен. Откуда эти выдержки?
— Из книги. Труд, озаглавленный «Примации: Клавикулус Матри». Это показания магуса, Гхейт. Его жизнь его же словами.
— И он написал их по собственному желанию?
Арканнис усмехнулся:
— Нет. Он был узником. Его пленил человек по имени Агмар. Инквизитор.
— И его заставили написать это?
— Мои изыскания предполагают, что ему был дан… выбор. Написать чистосердечное признание или вернуться в комнату для допросов. Агмар был печально известен своим… мастерством в искусстве причинять боль.
— Что с ним случилось? С магусом, я имею в виду.
Арканнис испытующе всмотрелся в Гхейта. Затем, видимо приняв какое-то решение, сунул руку в одеяния и вынул единственный лист бумаги, сложенный так, что место сгиба было острым как бритва. Развернул его и протянул Гхейту.
— Эпилог книги, — объяснил Арканнис. — Шанс Агмара вынести суждение о том, что написал его питомец.
Гхейт нахмурился, взяв лист, затем склонил голову и начал читать.