– В твоей гимназии освободилось место. Там дают замечательное образование. У выпускников перспективы огромные. Я бы предложил Марку стипендию, если он оставит лицей и перейдет к вам. А после выпуска… кто знает. В СОН нужны умные и зубастые люди, способные противостоять викторианцам. Твой друг знает орден изнутри, и мне кажется, ему самое место по другую сторону баррикад. Да, Лаури, ты ведь понимаешь, что наш разговор не для посторонних ушей?
– Я понимаю, папа. Только он не примет от нас денег и лицей не бросит.
Флореан задумчиво покусал костяшки пальцев – была у него такая скверная привычка.
– Возможно. Возможно, ты и права. Что ж, тем хуже для него. А все же попробуй.
Обычно Лаура отца ни в чем не слушалась, но тут набралась мужества и рассказала Марку о стипендии. Тот конечно же скривил губы и процедил:
– Господин сенатор раздает милостыню? Как трогательно.
В тот день они впервые серьезно поссорились и два месяца не разговаривали.
Во второй раз Лаура поругалась с Марком уже совсем по дурацкому поводу. Из-за религии.
Нет, она в бога не верила, хотя бы потому, что богов насчитывалось слишком много, и все разные. У мамы был бог на серебряном крестике, а еще иконка, где грустная женщина склонялась над младенцем, похожим на маленького старичка. Женщина грустная, а иконка веселая, золотая и красная, как елочная игрушка. В этом заключалось одно из противоречий. Бог мог прикинуться кем угодно: стариком с бородой на фреске, пустоглазым пузатеньким буддой, мудрецом, нищим, женщиной… или даже убийцей, как страшный Либератор апокалиптиков. И все же совсем без бога тоже было как-то неуютно.
Вечерами Лаура выходила на террасу и смотрела в небо. Девочке казалось, что она проваливается и проваливается в чернильную пустоту, испещренную белыми огоньками. Огоньки равнодушно перемигивались. Для Марка огоньки всегда оставались старыми или новыми мирами, звездами с выводками планет. Каждую можно найти в каталоге, у каждой есть имя и порядковый номер, история, такой-то процент гелия и водорода, такой-то срок жизни и смерти. Лауру бездонный купол пугал. Ноги цеплялись за поверхность, но силы притяжения не хватало – сделай шаг, и сорвешься, и ничья рука не остановит падения.
К тому же девочке не нравилась сухая механистичность рассуждений Марка.
– Значит, всё только вещество? Атомы и молекулы, химические связи? И когда мы умрем, ничего не будет?
Марк пожимал плечами:
– Какая разница? Ты ведь уже будешь мертвой.
– Но мне важно знать, понимаешь, важно… – Она хватала друга за руку и сжимала его пальцы, надеясь на ответное пожатие.
Марк осторожно высвобождал ладонь.
– Что именно тебе важно? Знать, что ты встретишься с матерью в каком-то там раю?
– Хотя бы это. И вообще… что всё не зря.
– Зачем?
– Что зачем?
– Зачем тебе знать, что всё не зря?
– А зачем иначе жить?
– Чтобы думать. Как тебе такой ответ?
– Ага. Я мыслю, следовательно, существую. Ты, наверное, считаешь меня окончательной дурой.
– А не наоборот?
– Что не наоборот?
– Я существую, следовательно, мыслю.
– Дурак. Тебе бы только зубы скалить. Чем ты лучше Вигна?
Марк отвернулся, побарабанил пальцами по перилам террасы. Под террасой устроили гнездо шмели. Прислуга собиралась их вытравить, но Лаури взбунтовалась – ей с малолетства не нравилось, когда мучили и убивали живое. Сейчас мохнатые чудища, возбужденные то ли громкими голосами, то ли нездоровой энергией, исходящей от Лауры и Марка, вылетели и принялись кружиться с низким гудением. В другое время Марк выдал бы какую-нибудь сентенцию о чувствительности насекомых к биополям, но теперь лишь ответил на вопрос.
– Ничем, – сказал он. – Я хуже. Вот наш Люк не сомневается, зачем живет. А я иногда задаюсь вопросами.
– И какими же? Как бы половчее подставить других ребят?
– И этим в том числе.
– Кретин!
– Истеричка. Хочешь, я расскажу, что именно тебе надо от религии?
– Давай, блесни интеллектом.
– Тебе надо, чтобы кто-нибудь решал за тебя, – невозмутимо заявил Марк. – Ты же ни черта не привыкла делать самостоятельно. Когда была поменьше, все решал папочка, а теперь вдруг оказалось, что папа наш не пуп земной, а так, мелкая сошка. Тут-то тебе и понадобилась детерминистская вселенная. Чтобы в центре сидело божество и за тебя думало. Причем ты даже готова, чтобы это был полный урод или психопат вроде твоего дебильного Разрушителя. Ты готова, чтобы бог тебя прикончил, лишь бы можно было сложить ручки, повиснуть у кого-то на шее и доверить этому кому-то все решения.
– А если я хочу, чтобы этим кем-то был ты? – тихо спросила Лаура.
Марк фыркнул:
– Делать мне больше нечего – тешить избалованных аристократических отпрысков.
Лаура зашипела и убежала в дом. И не звонила Марку две недели. А потом позвонила и пригласила на свой день рожденья. Ей исполнялось четырнадцать лет.