Они летели на курортном лайнере, где даже «гробы» для стазиса были с золотыми ручками, а от напитков в баре рябило в глазах. Красные, зеленые, желтые коктейли, коктейли светящиеся, коктейли всех цветов радуги, горящие, невесомые, состоящие из мелких, парящих над стеклянной трубочкой бусинок. На всю стену раскинулся панорамный экран, в верхнем левом углу которого разгорался Ригель. Но ярче Ригеля пылали облака огромной туманности Голова Ведьмы («Там „Лакшми“, — сказал Фархад. — Лемурийская сестричка „Цереруса“, только покруче, во-во, сильно круче. И с „Цереруса“ нас вышвырнут через пару лет, — прошептал Фархад. — Лемурийцы заключили договор с атлантами и будут ставить на свои корабли кибермозги. Тут-то Земле и крышка, ага, крышка. Мы вроде как собираемся делать программку, ломающую кибермозг, только у нас нет ни одного нормального образца, все столетней давности. Мы пролетим, как стая уток над утесом. Пока фирма не прогорела, я соберу деньжат, и мы, дорогая, с тобой сбежим на Шельф. Лемурийцы там как раз строят заводы по выпуску атлантской проды, а меня возьмут в девелопмент. У меня есть кое-какие связи, ага, связи имеются», — удовлетворенно пояснил Фархад). Лаури стояла у экрана, смотрела на Ригель и недоумевала, откуда взялся этот потный, нелепо повторяющийся человечек и чего он от нее хочет. Корабль сделал какой-то непонятный маневр, и звезды на экране перевернулись. Яркая желто-оранжевая точка приблизилась, задышала горячо и победно. Гелиос-5, солнце ее новой родины…
Нью-Токио встретил дымом, жарой, транспортной разноголосицей. Этот разлапистый, вытянувшийся на сотню километров под низким и знойным небом монстр ничуть не походил на аккуратные земные города. Здесь летали катера и платформы на антигравах, а рядом тащились нелепые, закопченные дирижабли, внизу сновали машины: гибридные, водородные и электродвигатели, бензин, навхус. Автострады, бесконечные развязки железнодорожных путей, тоннели… город напоминал изгрызенный механическими мышами механический сыр. Тусклым свинцом блестели воды залива. День и ночь орал порт, размахивал жирафьими шеями кранов, теснился бортами сухогрузов. По воде растекалась радужная масляная пленка. И пахло здесь не как на Земле, отвратительно пахло. Ни кустов, ни деревьев, ни самого жалкого скверика — один смог и мельтешащие в нем серолицые призраки. Прошло немало дней, прежде чем Лаури научилась различать их черты.
Им выделили квартирку в престижном «белом» районе — маленькое уютное кондо. Десятиэтажный дом, даже окруженный садом, даже с детской площадкой внизу и с бассейном и спортзалом на крыше… только с крыши открывался вид на автомобильную свалку, где день и ночь прессом давили жалобно скрипящие машинные корпуса. Лебединая песня убиваемого металла сводила с ума. Над свалкой висел аэростат, и Лаури казалось, что с аэростата за ней следит выпученный, ничего не упускающий глаз.
От нечего делать Лаури так и эдак переставляла мебель, заказала новую кухню (зачем? Она заходила туда лишь по утрам, чтобы выпить кофе, а еду доставляли из тайских и индийских ресторанчиков «желтого» города), но радости все равно никакой. Хуже всего оказались ночи. Местные огромные москиты игнорировали реппеленты и проникали даже сквозь закрывавшую окна сетку. Они не кусались, но жужжали так голодно и жадно, что новобрачная затыкала уши и до рассвета запиралась в ванной. Фархад стучал в дверь, стучал и уходил. Лаури включала воду и смотрела на свое бледное отражение в зеркале. Если бы она могла уйти сквозь запотевшее стекло… куда угодно, а лучше всего в каменный дом на холме, где из окна спальни открывался вид на бесконечные вересковые поля.
С облегчением она легла в клинику на операцию. Генная терапия госпитализации не требовала, но как хорошо было хотя бы на пару дней укрыться от вони и от воя за чистыми белыми стенами, в светлой палате. Фархад носил ей цветы и даже не казался таким уж противным — может, оттого, что не пытался ее поцеловать, не говорил о работе и быстро уходил. Через два дня Лаури поняла, почему он так себя вел.
При выписке врач, безупречно красивый и целиком пластиковый, обнажил в улыбке очень белые зубы и сказал:
— А теперь я хочу вас проинструктировать насчет ваших новых органов.
Лаури вздрогнула. Еще секунду назад ей казалось, что самым ужасным будет покинуть этот стерильный кабинет и вернуться в постылую квартирку. Теперь выяснилось, что бывают вещи намного ужаснее.
— О чем вы говорите?
На физиономии врача отразилось легкое недоумение:
— В вашем контракте говорится о дополнительной модификации…
— В контракте?
(Лаура подмахнула контракт, не читая.)
— Ваш супруг сообщил, что вы намерены перебраться на Шельф. Все строго конфиденциально, разумеется. Мы не нарушаем врачебной тайны, но информация нам необходима, чтобы подобрать нужный коктейль.
— Вы перестанете, наконец, вилять и расскажете, что со мной сотворили? — устало спросила Лаура.
Она понимала, что следует возмущаться и требовать реверсии, но сил на возмущение почему-то не было.