Ингви фон Крузенштерн

— Дедушка, — остановил его я, — деньги бешеные, понимаю. Но хочу купить. Признаться, они мне очень понравились.

— Игорь, — от волнения дед перешёл на обращение по имени, — да ты сто обычных можешь взять на эти деньги.

Я только покивал головой, честно сокрушаясь, что не устоял перед соблазном, но часы мне и вправду запали.

— Сразу видно, что Вы не разбираетесь в часах! — оскорбился владелец лавки, пренебрежительно глянув на Вейко. — Это уникальный механизм. Мастер сделал всего один, понимаете?!

Поднятый вверх указательный палец сосредоточил на себе наши с дедушкой взгляды.

— Это всё… — обвел он рукой круглые бляхи часов, а потом и зачерпнул из коробочки, где их больше десятка, — так, рабочие лошадки. Показывают время. А сей образчик величайшего мастерства, помимо своей эстетической совершенности, может ещё и точную дату летоисчисления показать. Работает как компас и многое другое.

Мы с Вейко переглянулись. Я интересуюсь:

— Что «другое»?

— Это Вам предстоит узнать самостоятельно. Мастер только отметил, что для боевого мага часы будут находкой и верным помощником.

Я махнул рукой и полез за банкнотами, теперь уж точно куплю.

Мы вышли спустя несколько минут, сопровождаемые лавочником. В итоге он вернулся закрываться, а мы двинулись в сторону Удачи.

Я всё поглядывал на часы, то наблюдая за бегом стрелок, то гася циферблат усилием воли. Купец, понятное дело, показать и научить ничему толком не мог, ибо магом не являлся. Так что, мне предстоит изучение.

— Дружок, ты не обижайся. Не в укор, но в науку скажу — побереги деньги. Легко пришло — легко уйдёт, так в народе говорят. Не успеешь оглянуться, а золото кончится. Тебе тут ещё года два только науку осваивать. Побереги средства.

Я глянул на Вейко и хмыкнул.

— Не сказал бы, что легко они мне достались. Вообще на кону жизнь стояла, а потом ещё и губернатор чуть не прибил. Но я понимаю о чём Вы, дедушка. Постараюсь не сорить деньгами.

— Вот и ладненько, — облегчённо заключил он. — Доставай трубку! Пора уже обкурить.

Иван вернулся, когда совсем стемнело. Мы, как раз доедали и допивали ужин, начав уже напевать песни. Впрочем, не зная слов, я только подхватывал.

Брат, оглядев хмельной хор, говорит:

— Разрешите присоединиться?

— Категорически разрешаем! — провозгласил Вейко и стукнул кружкой по столу. Затем встал и пошатываясь подошёл к верёвочке колокольчика. Стал трепать и дёргать, словно у нас пожар.

Служка примчал едва ли не с вёдрами — глаза выпучены, как у рыбы.

— Три кружки пива и еды! — тыкнул в него дед.

— А какой, господин? — просипел паренёк.

Иван перечислил желаемое, а мы решили не ограничиваться славным началом вечера и от себя тоже добавили. Всё в традициях праздничного стола: мясо и рыба лучших сортов. Жареные, варёные и копчёные. Специй побольше, кому-то пожирней, и каждому с хрустящей корочкой!

Вскоре столешница заскрипела от тяжести теснящихся на ней блюд. Но нас волнует другое — как отведать из каждого блюда и каждой чашки так, чтобы от одуряюще пахнущей еды не лопнули животы. Иван ожидаемо первым вгрызся в зажаренную на кости баранину, а следом уже потянулись мы. Всей же зоркой воровской сущности брата хватило только на выразительный взгляд в сторону часов.

Только после победы над зверем голода появилась возможность рассказать и немного похвастать покупкой. Иван оценил по достоинству. Признаться, я нуждался в этом, Вейко о таком не скажешь, но при покупке были мысли именно покрасоваться ценным приобретением.

Вечер плавно перешёл в ночь. Пришла пора укладываться спать. Конечно, мы бы и втроём поместились в одной комнате, но Марина тут же предложила лечь у неё. Одолеваемый лёгким стеснением, я развёл руками, показывая друзьям всю «безвыходность» и, проговорив что-то о комфорте и отдыхе, скрылся за дверью в комнату девушки. В спину уставилась пара смеющихся глаз.

Небольшая и уютная комната, услужливо могла расположить меня на лавке у левой стены, а также, если разложить постель на полу, то с любой стороны от широкой кровати. Между ней и оставшейся стенкой, за которой общий коридор, я бы тоже уместился, не смотря на туалетный столик и занявшую всю ширину комнаты низкую тумбу. Больше похожую на сундук, но с выдвижными ящичками. Однако, мы ляжем вместе. Потому, что в юном и гибком теле девушки уже бежит расплавленным золотом страсть, а у меня проснулось ответное желание.

Наша любовь — русская, как стиль и манера боя у русичей. Стихийная, резкая, непредсказуемая. Полная страсти и безрассудства. Даже отчаянная. Тело Марины жаждет моего, готовое принять и уступить, но при этом я всегда оказываюсь в укусах и царапинах. Как после боя. Впрочем, это уже не важно…

С Вейко прощались как с родственником. Дед не удержал слез, Марина была весела, только на миг исказилась лицом, словно хотела расплакаться, но подул ветерок и она вновь стала собой. Иван передал письмо, попросив завезти его в условленный кабак портового района. До боли знакомо скрепя, повозка покатилась обратно. Пришла новая пора на моём пути мести.