Инга. Мир

Шагнул снова к калитке, а из-за беленого угла быстро вышел парень. Невысокий и широкоплечий, с лохматыми черными волосами, раскиданными прямо и густо, с пристальными серыми глазами на серьезном лице с квадратным подбородком.

— Гордей! — крикнул парень, и, оглядевшись, чертыхнулся, идя прямо на Горчика к полуоткрытой калитке, — Кузька, да помолчи! Вы… вы не видели тут? Хозяина?

Вышел и встал напротив, с удивлением глядя на странного худого мужчину в штанах с продранной коленкой. Повторил с небольшим раздражением:

— Дед Гордей. Не видели? Вы тоже его ждете?

Мужчина молчал. Мальчик повернулся, шагнул обратно по разбитой дорожке, что вела под навес, к столу. Из его кулака запищал телефон, он быстро прижал его к уху.

Горчик открыл рот. И закрыл его. Шагнул следом, чтоб слышать дальше, что еще скажет после этих, первых слов.

— Да, мам? Нет, нормально. Нормальный голос. Да ничего. Потом. Что?

Кузька мелко и грозно залаял, предупреждая Олегу о том, что он не один. И мальчик, быстро оглянувшись, кивнул Сереге, садясь на лавку спиной к столу. Мол, ждем вместе. Горчик нащупал рукой теплый шершавый угол стола. Сел, не отрывая глаз от лица Олеги. Такого… Теперь вот понятно, совершенно материнского лица. Будто брат той Инги, вырезанной на тайной скале. И ему звонит мать. Мама. Она, значит.

— А… — неохотно проговорил мальчик в ответ на неслышные слова, — ладно, если знаешь. Пропала Нюха. Мы три дня стояли, в долине. А сегодня я встал, ее нету. Да! Нигде нету! И телефон молчит. А ты откуда узна..? Мать? Ее мать? С того света, что ли?

Он вытянул ноги, съезжая по краю стола ниже, простонал, лохматя пятерней волосы:

— Ну Нюха… Найду когда, сверну же ей башку! Ладно. Не волнуйся. Да не полезу я никуда. Не тарахти, мам. Пока. Погодь. Я тебя люблю.

Опустил руку с телефоном и понурился, кусая губу. Думал.

Горчик сидел, не чувствуя, что сидит, и что рука его вцепилась в край стола. Моргнул виновато, когда Олега поднял голову и с новым удивлением уставился на него. Но отвести взгляда не мог.

Мальчик встал.

— Ладно. Что я тут… Вы ждать будете? Скажите Гордею, что приехал Оум. Олега Оум. Скажите, что…

— Нюха пропала, — механически повторил Горчик.

— Верно. Я в город метнусь, там пошарю. Вечером на дискотеке. В общем, если что, мне, может, придется сюда ее. Ну… ну я ему объясню.

И проводя руками по запыленным шортам, выругался, что-то обдумывая:

— Черт. Да черт же! Надо было…

Опустил голову, быстро пошел мимо кузькиной будки к пустырю, где за проволоками забора поблескивал маленький, как игрушка, мопед.

Шел, знакомо помахивая рукой, уносил в ней голос Инги, с которой только что разговаривал. И сам — был, пока еще здесь.

— Стой! — Горчик догнал его в три больших шага, схватил за плечо, поворачивая.

Это было так, очень странно, видеть смуглое лицо совсем близко. Как будто этого — нельзя. Наверное, из-за времени, подумал Серега быстро и невнятно, и сразу заговорил, отпуская схваченную майку.

— Неприятности да? С девушкой. Ты один, а нельзя одному. Надо с кем-то. Расскажи. Я могу помочь.

— Вы? — Олега посмотрел на высушенное солнцем лицо и откинутые назад светлые выгоревшие волосы, недлинные и тонкие. На худые, но широкие плечи, и руки под завернутыми рукавами рубашки, с жилами, переплетенными поверх узких мышц к тяжелым натруженным ладоням. Кинул быстрый взгляд на краешек синей татуировки в распахнутом вороте рубахи. Хмыкнул.

— А вы кто вообще?

— Знакомый. Давно был, вот приехал, решил Гордея проведать. Ну? Расскажешь?

Олега повернул мобильник экраном вверх, глядя на часы.

— Я хотел быстро. С ней надо, чтоб быстро, вытащить ее оттуда. Если там она. Но день еще. Щас не знаю точно, где.

Обошел Горчика, слегка толкнув его плечом. И снова сел на лавку, вытягивая ноги. Серега опять сел поодаль, на свой край скамьи.

— Давай. Может и Гордей появится.

Гремя своей цепью, к ним пришел Кузька и обрадованно завилял хвостом, выяснив, что все свои и никого прогонять не надо. Олега нагнулся, отстегивая цепь от ошейника.

— Гуляй. Пока мы тут.

Кузька тут же унесся в огород, лаять на белых бабочек. Олега тоскливо смотрел, как те разлетаются, мельтеша крыльями, и снова садятся.

— Она думает, я совсем зеленый и не знаю ничего. Потому боится и врет. Мне врет. Сдвиг у нее в голове, она дома на таблетках сидела, но то ж ужас сплошной. Сейчас она без них. Когда со мной, то все в порядке, я ее держу. Вы понимаете?

Горчик кивнул.

— И ей пить нельзя. Вот совершенно. Вы не думайте, она не это… не алкоголик она.

Олега выдохнул, и сглотнул, вспоминая, как она звонила из Питера, и какой испуганный был у нее голос. И после, как забыла все, и он краснел, слушая, как выдумывает на ходу, лепит всякие несуразицы, а в глазах такое, вроде он сейчас размахнется и стукнет. Это ее-то.