Инга. Мир

Больше в долинке никто ничего не строил, но любителям дикого отдыха она нравилась, песок на пляже был хороший, крупный и ровный, дно под зеленоватой водой гладкое, а по краям, у обрывов, лежали подводные камни, заросшие черными мидиями.

Потому наверху все лето толпились десяток-полтора машин, а внизу цветными пятнами сверкали палатки, полоскались над ними самодельные флаги. К середине августа дикари уезжали, оставляя в долинке горы мусора, с тучами черных мух, целомудренно-нелепые сортирные будки из натянутого на деревянный каркас полиэтилена, да горы пустых ракушек вокруг каменных очагов на песке.

Сейчас наверху стояло Димкино небольшое войско. Старые машины, которые уехавшие из Крыма мальчишки покупали тут, мотаться летом по морским побережьям, запыленные по глянцу мотороллеры, положенные на траву велосипеды. И народ — человек тридцать парней и девчонок в шортах, велосипедках, старых военных штанах, в разномастных футболках и майках. Стояли, разглядывая кудрявую переливчатую под ветерком сизую зелень и светлый просторный полукруг песка.

— Здесь будет город водружен! — величаво сказал Димка, обводя пейзаж тонкой рукой, — Оум, как там, по-правильному?

— Положён? — предположил Олега, дожевывая бублик и запивая его водой из бутылки, — нет, заложен. Кажется.

— Короче, тут встанем. Гляди, рай какой.

— Фу, мусору там, — сказала девочка Васечки, вся изрисованная такими же, как на нем цветными драконами.

— Правильно, Оля. Заодно уберемся. Ты смотри, чтоб фоткала все подряд. Чего угу? Начинай! Оум, куда ты дел свою Нюху? Пусть тоже снимает. Кстати, тут сеть ловится?

— Чуть-чуть, — Колян помахал рукой со смартфоном, — а внизу вряд ли. Надоели эти гаджеты, — вдруг рассердился, — Гордей рассказывал, когда они пацанами, в трусах ушел и целый день купайся, а тут стереги вот. Фотики, планшеты, прочая хренотень.

Олега засмеялся, с беспокойством оглядываясь:

— Небось, трусы наш Гордей носит с тех самых пор те ж самые. Димыч, вы слезайте, а я Нюху поищу. Попросилась пописать, за горкой, чего-то нет ее.

— Народ, — заорал Димка, выпячивая грудь, — фельдмаршал, то есть я, решили, ну, мы, значит, внизу стоим, дней пять. Согласны? Наверху одна палатка, сторожевая. Остальные вниз. Мешки сразу готовьте мусорные, чтоб в говне не спать сегодня. Что соберем, завтра Васечка увезет. Инстаграмм у кого есть? Джека, у тебя? И провайдер нормальный? Миллион не заплотишь? Тогда так, ты репортаж ведешь, реал тайм. А деффки пусть художку делают. Для Инги Михалны.

Раскидывая руки, заорал, поддерживаемый воплями пыльных, нажаренных солнцем соратников:

— Ййэээхх!

И кинулся вниз, топая по тропинке старыми сандалями.

Через пару минут наверху остался Колян с Кариной, стриженой темноволосой девочкой, похожей на ягоду маслины. Они вытащили из багажника палатку и, не торопясь, растягивали синее полотно, звеня тонкими трубками каркаса. А Олега, сунув руки в карманы и, мурлыкая, отправился к повороту дороги, что уводил за невысокий холм, где осталась Нюха. Улыбаясь, старательно хмурил темные густые брови. Сейчас получит, снова, небось, сидит на корточках, слушает своих бабочек, или разговаривает с кустом белены.

Нюха не сидела. Но разговаривала. Правда, не как предположил Олега, по ее обыкновению, с травой или бабочками. Стояла, одну руку держа у маленькой груди, будто защищаясь, а второй убирая за ухо мелкие виточки пышных волос.

— Пожалуйста, уезжай.

Парень крепче оперся ногой в выгоревшую траву, ухмыльнулся, отражая мотоциклетными очками тонкую фигуру девочки.

— А то что?

Она покачала головой.

— Ничего. Я же сказала, пожалуйста. Это просьба. Я просто прошу.

— Наша девочка Ню. А что скажет Абрикос, когда я ему скажу, свалила и долг не отдала?

— Леха, ничего я ему не должна. Пожалуйста.

Опустила руку, будто пытаясь прикрыться, потому что Леха, осклабясь, прошелся очками по длинным пыльным ногам, еле прикрытым короткими шортами.

— А то ты помнишь, — удивился, кладя руки на оплетенные рукояти, — тоже, сказанула. Я вот все помню. А ты такая была, откуда ж помнишь? Тебе рассказать, какая была? Рассказать?

— Леха… пожалуйста.

Парень надавил ногой, выпрямился, выравнивая черный мотоцикл. Под рычание мотора засмеялся:

— А соплячина твой обрадуется, а? Твой мудачок толсторылый. У вас же любо-о-овь…

— Не надо его трогать. Пожалуйста.

Леха перестал смеяться. Закончил деловито:

— Короче, то не мне решать. Что Абрек скажет, то и получишь, ясно, девочка Ню? Гуляй пока.

Олега вышел из-за холма, когда маленькая черная фигурка укатывалась в марево степи, наклонился, беря Нюху за худенькое плечо.

— Это кто был? Чего хотел?

Поднял ее с корточек, взял руками за плечи, поворачивая к себе испуганное лицо с крепко зажмуренными глазами.

— Нюха, ты чего молчишь? Опять чего-то наворотила?

Та затрясла головой. Заговорила быстро, не открывая глаз, а из-под пушистых ресниц блестели слезы:

— Ничего. Совсем ничего. Я тебя люблю-люблю, Олежка, знаешь, как сильно. Я даже боюсь все время, как сильно я тебя люблю. Наверное, нельзя так, мне так нельзя, ты хороший такой. Я…