Инга. Мир

— Устала я совсем. Нюха там ему сейчас «о-о-о», про вид из окна, значит. Ба, ну ты помнишь Сережу. Чего вас знакомить. Вот он. Вот я. Мы вот вместе.

Горчик кивнул, неловко дергая плечами. Конечно, за двадцать лет Вива изменилась. Нет, не то думает, она совсем не изменилась, просто видно, не молодая женщина, но блин и блин. Везет ему в жизни со стариками. И Саныч там деликатно остался внизу: весь в кителе с шевронами, с орлиным индейским профилем и густыми бровями. Ведет разговор с кошкой, укоряя, что плохо воспитывает котят.

— Что? — переспросила его Вива, удивленно поднимая брови.

— А? — Горчик прокашлялся, повторил, краснея, то, что решил подумал, а оказалось, вслух говорил:

— Вы очень красивая.

Вива засмеялась.

— Мои дети прекрасно выбирают себе спутников жизни. Все как на подбор умеют льстить. Не хмурьтесь, Сережа, я шучу. Я вам верю. Кстати, детка, звонила мама Зоя, с приветами от Михаила и Ваньки. Они совсем было ехали к нам, так она мне наврала, но Михаила пригласили в Италию на какой-то очередной фестиваль. Так что, сама понимаешь.

— Ванька, это мой дядька, Серега, — закричал сверху Олега, объясняя сложности генеалогии, — он меня на три месяца всего старше, но важный блин, дядька, не кот начхал. Кстати, Вива, а где Рябчик? Его еще не сожрали враги?

— Занят твой Рябчик, весь в трудах, обходит окрестных кошек. Олеженька, там на тумбочке Роджер. Я отобрала у малышни и постирала.

— Ура тебе, Вива! Нюха, гляди, сегодня снова повесим, да?

Вечером все сидели на террасе, ужинали, медленно разговаривая. Шестеро. И три раза по двое, думала Вива, трогая колено Саныча и улыбаясь Ингиному разгоревшемуся лицу. Это так редко сейчас. Три пары, и у каждой — свое счастье. Почти детское у молодых, ему еще столько приключений и испытаний. Жаркое счастье ее Инги, такое пылающее, что и смотреть на девочку больно, сразу набегают слезы. А рядом ее Сережа Горчик, ну надо же, как сложилось. Намечтанный, любимый, потерянный на целых двадцать лет. Жестоко выбритый по худым щекам, с выгоревшими тонкими волосами, зачесанными со лба назад, с серыми пристальными глазами, будто не просто глядит, а складывает все внутрь, запоминая. Им еще много трудов, уже не приключений, а нелегких трудов — учиться быть вдвоем, после разлуки, что вместила еще одну жизнь для каждого. Костик Дефицит, и эти мужчины, что приходили сюда, а еще был один там, в Харькове, звонил потом долго. Сереже о них предстоит узнавать, и мучиться. А ей мучиться, узнавая о нем. Справятся ли? Такие сейчас счастливые…

И мы, подумала, поворачивая лицо к торжественному Санычу, который нарезал огурцы длинными дольками, как она любила, и выкладывал на тарелку. Мы — отягощенные почти прожитыми жизнями, и слава Господу, умные, потому что она нас чему-то учила, и мы оба учились, каждый по-своему.

— Саша, — сказала тихо, держа руку на его колене, — я тебя очень люблю.

Саныч дернул рукой, нож зазвенел о край тарелки.

— Э-э, — сказал неловко, под веселыми взглядами Инги и Олеги, восхищенным — Нюхи, серьезным — Сергея:

— Ну, так, да, вот огурцы, может, уже там чай?

— Чай, — согласилась Вива, — неси нам чай, Саша. Анна тебе поможет.

Она поднялась и пока двое внизу, скованно переговариваясь, нагружали поднос, ушла к себе в спальню. Вынесла и водрузила у Нюхиного места поллитровую банку, закрытую лоскутом пергамента. Положила рядом витую мельхиоровую ложечку.

— О-о-о! — сказали все хором, когда девочка встала у стола, увидела банку и открыла рот. И засмеялись.

Совсем ночью все разошлись, и стало тихо. Так тихо, думала Вива, вытягивая ногу, что все время ныла в колене, — они деликатничают, все четверо. Если бы дальше жить им вместе, то, просыпаясь ночами, летними, когда окна на всех этажах распахнуты, она слышала бы их, их шевеления, вскрики, а после — тихие разговоры и смех. Может быть — ссоры. Но так редко бывает, что все вместе, и быстро кончается. Инга и Сережа поедут туда, где его ждет работа. И для них это хорошо, они должны сами учиться жить вместе. А щенки тоже спешат. Их ждет долина Солнца и туда они торжественно пригласили Виву, не просто так, из уважения к патриарху, вернее матриарху, тихо засмеялась она, отодвигаясь, чтоб не разбудить Саныча, а потому что в вечернем разговоре выяснилось, Вива знает, что там в этих северо-крымских долинах росло и после исчезло. Привезет семена, пусть среди трав и боярышника на следующий год расцветает синий шалфей, желтая льнянка, яркая лапчатка, а по склонам — тюльпаны с острыми лепестками.

— Повырвут, конечно, — озабоченно говорил Олега, вытаскивая из руки сонной Нюхи ложечку, измазанную вареньем, — да дай, измажешь же юбку всю, чудо! Ну и пусть, а мы снова.

— Надо подсевать и подсаживать несколько лет, — соглашалась Вива, — чтоб плотно прижились и дальше сами. У меня орхидейки крымские есть, тоже можно.

— Да не ем я твое варенье, — Олега кивал, укладывая на плече голову девочки, — ну, видишь, супер выходит! А мом пусть это все фоткает, для своих грантодателей. А лучше всего, на сайт, мам, а еще к нам, вконтатик, чтоб видели, какая будет красота.