Информатор

— Как раз об этом я и хочу потолковать. Как только Гюнтер вернется, я умолкну. Пусть это остается между нами. После этого кошмара Верна живет, как во сне. Иначе и быть не может. Шок есть шок. Но она понемногу приходит в себя, и речи, которые я слышу, мне не очень нравятся. Целая группа друзей Хьюго, включая его однокурсников с юридического факультета, охотно дает советы. Они замышляют иски к таппаколам. Это же настоящая золотая жила, вот они и придумывают, как бы ее вскрыть. Честно говоря, я, не будучи экспертом по гражданским правонарушениям, не понимаю, на что они надеются. То, что авария произошла в резервации, не возлагает вину за нее на индейцев. Кроме того, там вступает в силу племенное право, а в нем черт ногу сломит. Хьюго был государственным служащим, и Верне всю жизнь будет причитаться половина его зарплаты. Мы с тобой знаем, что это немного. Жизнь Хьюго застрахована на сто тысяч, их будет нетрудно получить. Дальше — страховка угнанного пикапа. Главный в этой компании болельщиков Верны, тот еще пустозвон, говорит, что пикап был застрахован в «Сауверн Мьючиел» на 250 тысяч. Несмотря на угон, страховое покрытие остается. Потребуется иск и суд, но шанс на выигрыш якобы велик. Я не очень в этом уверен. Но чем дальше в лес, тем больше дров. Болтали об иске к «тойоте» за дефектные ремень и подушку безопасности. Тут уже не обойтись без тебя и твоей страховой компании, и вот в этой части мне перестает нравиться их тон…

— Ты шутишь, Майкл? Верна винит меня?

— В данный момент Верна винит всех на свете. Она сломлена, испугана, от нее не приходится ждать рациональных суждений. И потом, я не уверен, что у нее хорошие советчики. Такое впечатление, что они сидят вокруг ее стола и придумывают, как засудить любого, кто связан с гибелью Хьюго. Твое имя тоже звучит, и что-то я не слышу, чтобы Верна возражала.

— Они обсуждали это в твоем присутствии?

— Они плюют на приличия. В доме полно людей, которым все время подвозят еду. Тетки, дядья, кузены — любой, у кого появляются какие-то идеи, может нести что заблагорассудится и заодно подкрепляться. Мне все это совершенно не по душе.

— Поверить не могу, Майкл! Мы с Верной дружим много лет.

— Нужно время, Лейси. И для твоего, и для ее выздоровления. Верна хорошая, и когда пройдет шок, она одумается. А пока придется запастись терпением.

— Все равно, я не верю… — пробормотала Лейси.

Тут в палату вломился Гюнтер с подносом и тремя стаканчиками дымящегося кофе.

— Даже пахнет плохо, — объявил он, поставил поднос и скрылся в ванной.

Наклонившись к Лейси, Майкл шепотом спросил:

— Когда он уезжает?

— Завтра. Даю слово!

— Давно пора.

Глава 19

К полудню в понедельник вернулась Энн Штольц, чтобы провести с дочерью день-другой. Вышло удачно: сына в палате не оказалось, хотя все указывало на то, что он еще не свернул свой «офис» и не съехал. Лейси объяснила, что он убежал по делам. У нее была наготове добрая весть: днем Гюнтер собирался уезжать, потому что Атланта без него рушилась, и он спешил спасти город. Другая новость была и того лучше: врач пообещал уже завтра отпустить Лейси домой. Она убедила его, что дома ее волосы будут отрастать так же быстро, как и в больнице.

Пока Энн делилась новостями из Клируотер, медсестра снимала с головы Лейси швы. Потом с ней полчаса занимался физиотерапевт, закончивший сеанс советами о ежедневных упражнениях на дому. Прибежал Гюнтер с большим пакетом снеди и с объявлением, что ему срочно пора домой. Проведя час с матерью, он бежал из больницы куда глаза глядят. Лейси тоже требовался отдых от брата после целых четырех дней в его обществе.

Прощаясь, он прослезился. С Лейси было взято клятвенное обещание звонить ему по любому поводу, особенно при появлении на горизонте наиболее отъявленных подонков — страховщиков-оценщиков и адвокатов, подкарауливающих машины «Скорой помощи». Он хвастался каким-то необыкновенным умением расправляться с этой публикой. Выбегая, он чмокнул мать в щеку. Лейси блаженно зажмурилась: впервые за долгое время появилась возможность насладиться тишиной.

На следующий день, во вторник, санитар выкатил ее из дверей больницы и помог погрузиться в машину к Энн. Лейси могла бы пройти этот недлинный путь сама, но в больницах свои правила. Через четверть часа Энн заехала на стоянку позади дома Лейси.

— Всего-то восемь дней, а кажется, что прошла целая вечность! — тихо произнесла Лейси.

— Сейчас я дам тебе костыли.

— Мне не нужны костыли, мама. Я ими не пользуюсь.

— Но ведь физиотерапевт сказал…

— Я тебя умоляю! Его здесь нет. Я знаю, что делаю.

И она, почти не хромая, дошла до своей двери. Ее уже дожидался сосед, англичанин Саймон, ухаживавший за ее французским бульдогом Фрэнки. Увидев песика, Лейси медленно опустилась на колени и прижала его к груди.

— Как я выгляжу? — спросила она Саймона.

— Я бы сказал, неплохо, несмотря ни на что. Могло быть гораздо хуже.

— Ты бы видел меня неделю назад!

— Я рад видеть тебя сейчас, Лейси. Мы так волновались!

— Заходи, попьем чаю.