С легкостью переместив на стол жестяные и не слишком большие ящики с черной трафаретной надписью на боку, продавец продолжил пересчитывать трусы и майки — слюнявя при этом уже испачканный в лопнутом прыще палец. И это позволило мне скрыть вылезшие невовремя эмоции — под трафаретной надписью «БУНКЕРСНАБ» имелась еще одна, куда мельче и серее — «Вурриус».
Щелкнув запорами на крышках всех трех ящиков, я заглянул внутрь и задумчиво оглядел то, что не могло быть ничем кроме как прекрасно мне знакомых оружейных модулей игстрелов. Аж где-то в щеке кольнуло — никак ностальгия на гоблина накатила.
В ящиках очень много повторов, на пластике видны сколы и трещины, будто до содержимого добрались гребаные обезьяны и пробовали колоть ими орехи и собственные головы. Готового игстрела из них не собрать, но…
— За сколько вы взяли это…?
— Ну… я точно не знаю. Но вроде как был бартер в обмен на одежду и сухофрукты. Владелец лавки, сеньор Шмейсер, велел мне просить за каждую из этих пластиковых мелочей по серебряному песо, сеньор.
— За три ящика получишь вот это — я со стуком припечатал к прилавку одну золотую монету и, подбросив еще немало таких в ладони, проворчал, глядя на гору товара — Тачка есть крепкая?
— Найдется, сеньор! Сторгуемся, сеньор!
— Если еще раз брызнешь слюной на любую из моих вещей… я вобью твою прыщавую харю тебе же в жопу. И мы обойдемся без «Радости солнечного упрямца».
— А-ага… а его класть?
— Перебьемся. Добавь по пять банок змеиного мяса, бараньих мозгов, говяжьей тушенки.
— Столько не найдется…
— Проблемы с поставками из руин гига-фабрики?
— Как вы? — удивленно выпучился парнишка и, спохватившись, замотал головой — Не понимаю о чем вы…
— Ладно — удовлетворенно кивнул я — Грузи все в тачку, называй цену, а затем тащи, куда я покажу.
— Но я на рабочем месте и мой хозяин сеньор Шмейсер не любит, когда я…
— Тащи.
— Да, сеньор…
Когда Каппа с помощью прыщавого говоруна закончил загружать прицеп, на сонной и пустой до этого парковке перед постоялым двором появились первые изменения, но они были не слишком явными. Все же здешнему командиру Трехо мозгов не занимать, и он сообразил, что подстраховка подстраховкой, но не стоит пугать работяг и мирных жителей этого крохотного сумрачного поселения. Поэтому первые две багги на внешне несуразно высоких колесах приехали не вместе, а с промежутком времени. И грузили их предельно неспешно — никакой беготни, никакой громкой суеты. Все спокойно и сонно…
Рядом с одной из «статуй» шагохода тоже возникла движуха. К подошвам стальных опор слетел брезент, обнажив скрытые до этого длинные манипуляторы, представляющие собой крупнокалиберные стволы. Увидев этого урода без локтей, я досадливо поморщился — дерьмо на ножках и с хвостом, он же задний раскладной упор. Я не помню где, не помню когда, но все же мысленно вижу этих медлительных уродов, вытянувших перед собой несуразно длинные стволы и палящие по скрывающемуся за песчаными прибрежными дюнами противнику, слепо молотя по нему с расстояния в два километра с небольшим. При этом шагоходам приходилось останавливаться, чтобы выстрелить. А иногда они раскладывали «хвост», вонзая его в песок или упирая в камни, чтобы компенсировать отдачу. Все это превращало нихрена не боевые медлительные механизмы в легкую мишень для специализировавшихся на «вскрытии» шагающей техники снайперов. Нет ничего более легкого, чем выцелить сидящего в кокпите пилота неподвижного шагохода. Именно поэтому чаще всего эти шагоходы — не могу вспомнить громкого и несоответствующего их возможностям названия — привозились почти в полной целости с очередного поля боя. Выкини труп, протри ложемент, заделай наспех дыру в кокпите, посади нового новичка-смертника, едва обученного азам — и вперед.
Увидев выпирающий ромб кокпита — этот был большей частью забран сталью, для обзора осталась узкая щель, ну может и какие-то экраны внутри — я вспомнил название уродцев.
Пэйнбрингер.
Но это название выдумали сами создатели этого переделанного из грузового шагохода уродца.
Военными этот тип сопряженных со старыми орудиями промышленных шагоходов назывался Камрад.
Эти механизмы управлялись умелыми отставными пилотами, выходцами из военной и полицейской среды, лишившихся работы там, где тупо некого стало охранять — население попросту исчезло, взято в убежища Атолла. В первую очередь забирали детей и молодых женщин. Мужики поневоле тянулись следом. Затем уже наступала очередь упертых стариков, что почти всегда практиковали одну упертую мудрость — где-родился-там-и-помру-и-пошли-вы-все-нахрен-тупые-ушлепки. И ладно бы оставшееся дряхлое старичье жило бы в нормальных местах с теплой солнечной погодой и хоть что-то еще могущей родить землей. Но это редкость. Чаще всего старперы всеми оставшимися клыками цеплялись за убитую землю по черно-зелеными тучами изливающими яд.
Камрад… Камрадос…