Индейцы и школьники

И удивление, расплескавшееся в Жоркиных глазах, когда Синий, опытный урка, ударил сзади, в спину, под лопатку слева. Джордж даже на цыпочки встал, когда острие «финки» укусило под сердце. А Штырь ударил в живот. Да так сладко Штырю стало, что член налился, будто баба лизнула. Оказывается, убивать – «слаще, чем целку выебать». И перебрасывали они Жорку с «финки» на «финку», а тот балансировал на цыпочках с каждым ударом, словно танцевал, – лишь бесконечное удивление в глазах: «Ма! Ма! Ма…» – покачивался, слёзы опаздывали, уже не успевали брызгать, жалко так, больно же! А потом боль отступила, мир погас, тело, уже без Жоркиной души, станцевало последнюю синкопу и свалилось к ногам разгорячённых урок, изумлённых своему кайфу.

Рустем Садыков тяжко горевал, поседел на похоронах. «Как лунь», – шептались вездесущие соседушки. Не пил, ничего не говорил, просто замолчал. «Да», «Нет», «Так точно». «Понял». Коллеги майора, почуяв недоброе, вроде и пытались предупредить беду, но… Вот ведь вопрос – долг. Да, долг. И даже совесть. Очень совесть. А справедливость-то где? В чем она – справедливость? Справедливо, когда Жорка в земле, Рустем седой, а шпана – вот она, по «шанхайкам» гуляет? Но ведь – долг… Скорее рано, чем поздно, но успела чья-то добрая душа как бы случайно наведаться к ворам, да только лишь ускорила маятник судьбы. Тяжело качнулся тот маятник, хмуро переглянулись опытные дяди, но решили по-своему. Всего через неделю после похорон Джорджа в городском парке ранним утром нашли физкультурники уже окоченевшего Штыря в запёкшейся луже своей чёрной крови.

Так Славка Штыров лишился старшего брата Сергея. Мать с горя стала менять «отцов» ещё чаще.

Так Винсент лишился Джорджа, лучшего и единственного друга. Новых друзей у него не появилось.

Так перестали появляться в Ленинграде удивительные «рёбра» с непонятно откуда бравшимися горячими новинками – за ними гонялись даже ценители «Золотой собаки». Но барыги лишь разводили руками: «Нет, Ника не было». Ещё года два трясли доблестные чекисты своих стукачей, но след оборвался, никто ничего не знал, да и времена уже были другие.

Совсем другие времена…

Одни успели оплакать и похоронить своего главного бога, другие торопливо успели его предать, третьи, клятвенно памятливые, порадовались и прокляли упыря навечно.

Самые хитрые успели устроиться, залосниться, обрасти жирком.

Самые живучие выплеснулись волной из людского океана лагерей и тихо, незаметно, ручейками и каплями дождей дошли до своих домов. Там и осели, как оседает золотой песок, промытый быстрой заповедной рекой. Так людей процеживает течение времени.

Самые упорные зажгли рукотворное Солнце на планете Земля и запустили звезду по небу, да так, что гром везде пронёсся.

Предатели ещё молчали, вдовы ещё жили надеждами, победители были молоды, а дети их уже успели подрасти.

И надо ж такому было случиться, чтобы четырнадцати лет от роду – и Славка Штыров, и Алёшка Филиппов влюбились – тайно, впервые и безоглядно – в свою одноклассницу Людочку Зильберштейн, белокурую, голубоглазую, стройную, умную, с такими чудесными ямочками, с таким нежным пушком на щеках…

С этого и начнём нашу историю.

2

Безумная, упившаяся крови, большая война смела Зареченск зловонным огнём, изжевала землю, расцарапала когтями дыры в земле; люди, словно муравьи, перетащили на себе горы злого железа, поубивали друг друга бессчётно да и остались жить дальше перед лицом Бога. Одних похоронили с почестями, других оставили в разбитых блиндажах, поклявшись вернуться, кого-то в спину пристрелили – полна была земля истлевшими мертвецами, разбитым или целым оружием, ну а уж пуль, гильз и прочих осколков было как песка.

Но, как учил Билли Бонс, «мёртвые не кусаются», поэтому «настоящие пираты» Зареченска с малолетства искали штыки и ножи в окопах, в ручьях на месте разбомбленных когда-то переправ или в подвалах старых домов. Черепов и костей не боялись. Слишком много их было – костей.

Были и те, кто предпочитал что-то «погорячее». Но таких «умельцев» никогда не было много – сколько народу подорвалось на трассерах, гранатах, неразорвавшихся минах и зенитных снарядах, беспечно брошенных или засунутых в жаркий костёр, о том знали лишь их преждевременно состарившиеся родители, зареченский патологоанатом или, если везло, врачи и сёстры больницы. Своя пара «героев» была и в школе № 1 – у Ваньки Жарикова был выбит левый глаз и оторваны пальцы на левой руке, только большой остался, а у Кольки Железнова, наоборот, правая рука была искалечена и правый глаз плохо видел. Их иногда называли «зеркальными близнецами». Но так шутили редко. Лишь со зла.