Индейцы и школьники

Алёшке повезло – он-то дёрнул изо всех сил, но сколько было тех сил в семилетнем мальчике после тяжёлой болезни?.. Он почувствовал, сначала рукой, потом, уже держа удочку двумя руками, дальше уже всем телом ощутил упругую силу большого леща, заворочавшегося у дна. Тонкий рябиновый хлыст заходил ходуном в руках, и ему нестерпимо захотелось вытащить эту рыбину. И в то же время так страшно заколотилось сердце, таким ударом плеснулся в кровь азарт первой близкой удачи, что он испугался, что упустит, не справится.

…Любой заядлый рыбак расскажет о своей самой первой Большой Рыбе. И если эта первая Большая Рыба попалась в зрелом возрасте, то рассказывает рыбак о той удаче со спокойным, уверенным удовольствием, говорит вкусно, обстоятельно, весело улыбаясь слушателям. Но если случилось так, что первая Большая Рыба попалась в далёком детстве, то и слов-то толком не подобрать да и подробностей не вспомнить, рассказ получается скомканным. Но надо видеть мальчишеский блеск в глазах мужика, на секунду почувствовавшего давно забытый грохот детского сердца. Таких мужиков и рыболовами-любителями язык не поворачивается назвать, нет, это уже вечные пленники всех тех вроде бы ушедших в прошлое богинь ручейков, ручьёв, речушек, рек и огромных озёр…

Так, несколько бесконечно долгих секунд, маленький мальчик стоял на берегу большой реки и боролся со своей самой первой Большой Рыбой. Кончик удочки медленно поднимался вверх, руки Алёшки побелели, он весь откинулся назад, уже не оглядываясь на отца. Толя как начал привставать, так и закаменел, стараясь не испугать сына резким возгласом. Алёшка смотрел то на поплавок, дрожавший на звеневшей леске, то в воду, стараясь понять, что же там такое прячется и бьётся так сильно. Вдруг внизу как полыхнуло! Огромное, бронзовое! Ладожский лещ, повернувшись лопатой против течения, подставил бок солнечным лучам и сверкнул червонцами чешуи. У Алёшки пересохло во рту. Он упрямо тянул вверх – и вот, наконец, рыбина заворочалась у поверхности.

А дальше… Дальше мальчик не знал, что делать. Боже, как он молился, чтобы отец хоть словечко сказал! Но отец молчал – невыносимо долго, до последнего. Может, в том проявилась какая-то жестокость мужского воспитания в роду Филипповых, может, просто дыхания у Толи не было и не хотел он блеять сорвавшимся от волнения голосом, но ещё две или три секунды он не сказал ни слова.

– Не спеши. Дай ему воздуха глотнуть – он сразу успокоится.

Алёшка кивнул. У него даже коленки дрогнули. Наконец-то отец подсказал! Мальчик повёл удочкой – и здоровенный лещуган лопатой заскользил по воде, выворачивая мясистые губы.

– Так. Теперь слушай. Внимательно. Подсачека нет. Тихо веди его на мелкое. Ага. Так. Вон туда. Не торопись – почует камни, ударит и силу найдёт. Молодец. Давай, сейчас я спущусь туда.

И Алёшка медленно повёл леща к берегу, уже почти ничего не слыша от шума крови в ушах. Но всё случилось по-божески: отец успел войти в воду, как был – в ботинках, тихонько показал, куда вести, и в нужный момент двумя руками снизу, как ребёнка, подцепил рыбину и ловко, по-кошачьи, бросил её подальше на берег. Лещ засверкал в воздухе, упал на лишайник и замолотил хвостом, задыхаясь, прорываясь назад, в приятную прохладу, прочь от удушливой беспомощности, но уже к добыче бросились отец и сын – и опять уже вдвоём отбросили леща дальше, за скалу, где он ещё несколько секунд бился в траве, пока не затих, шлёпая жабрами и слабея.

– Папа! Папка! Это я?! Это я – поймал? Я же поймал, да? Это же я?! – Алёшкин крик, требовательный, растерянный, счастливый, плеснул в уши Толи.

– Да. Ты. Давай пять.

Алёшка на секунду растерялся, потом сразу понял, солидно раздулся от важности и крепко, по-взрослому сжал отцову изуродованную ладонь.

– Ну, ещё ловить будем? – Толя, как змей-искуситель, посмотрел на сына.

– Пап… Пап, а давай – всё уже? Ну, давай мы больше, ну… пока не будем? Давай мы отнесём наш подарок маме?

– Маме? А что, хорошая идея! Давай! – Толя-то сразу знал, что не утерпит Алёшка, не выдержит, да и никто на свете не смог бы выдержать – не похвастаться, не порадоваться такому счастью и удаче. Папы уже было мало. Да о таком на весь мир кричать надо!

И Толя обеспечил маленькому Алёшке полный и безоговорочный триумф. Отец сходил к прибрежной иве, не обращая внимания на хлюпавшую в ботинках воду, срезал раздваивавшуюся двумя длинными побегами ветку, счистил листья, обрезал один побег почти накоротко и сделал настоящий кукан. Он аккуратно продел оставшийся прут в жабру леща, а тонкий конец сплел в петельку, будто ручку сделал, чтобы удержал сын тяжёлую добычу. Сам же вышвырнул уже ненужных ручейников в реку, смотал снасть, разулся, закатал мокрые брюки и пошёл за сыном, захватив ботинки и удочку.

Оруженосец этакий.