Индейцы и школьники

Он выглядел довольно комично – в майке, в чёрных семейных трусах, чуть ли не по колено, худой, помятый со сна. Но и страшно – потому что глаза его были предельно злы.

– А ну! Марш всем по койкам! Марш, кому сказано! Цыц, Варька, детей не пугай, дурында! Завтра поговорим! Утром. Сегодня, завтра – когда. Но заткнись, ты, труба иерихонская! Да и что случилось?! Цыц! Молчи, дура! Раскудахталась. Всё! Хватит. Молчите, бабы. Угомонитесь! Марш спать – не то всем надаю!

– А ты чего это раскомандовался здесь? – вдруг вступила Александра, растирая зад под ночной рубашкой. – Ты кто здесь? Царь? Бог?! Ишь ты, герой какой! Вседержитель в трусах!

Сзади хихикнул Коля. Снизу пискнула и залилась смехом Томка. Жорка перестал чудить и вылупился на дядю. Алёшка наконец замолчал.

Варвара грузным мешком сидела на полу и во все глаза рассматривала Толю, высоко поднявшего руку – его майка поднялась так, что видно было тощий голый живот, худые ноги стояли врастопырку на дощатом полу.

Варька вздохнула и только махнула рукой:

– Ну вылитый герой-любовник!

И смех ударил двух сестёр так, что скрючило их напополам. А Толя размахивал руками, понимая, что лучше пусть пересмеются, чем повыцарапывают друг другу глаза. Тихий, удушающий хохот валял всё семейство по полу.

В большой комнате, в тёмном углу стоял Витя. И не смеялся. Просто дрожал…

…Вздохи речного тумана затапливали Речную улицу. В ста метрах от домов блестела кромка раз-лившейся реки, которая незаметно подступала ближе к огородам, затапливала мостки и прибрежные сараюшки с рыболовными снастями. Аромат большой воды и распускавшихся почек тёплой волной приглаживал волны речного пара. Вдали стонала и гудела грозная красавица Сувалда. Скалы и земля дышали горячим духом, отдавая звёздам ласку жаркого дня. Наконец окно на втором этаже погасло. Люди легли спать.

На севере уже поднялся серовато-жемчужный полог новой зари, но месяц свечой горел во весь небосвод.

Неожиданно тёплый ветер серым котом прошмыгнул по извилистой Речной улице, мягко потёрся о ветви пушистых вётел, раскачал тонкие ветви берёз, серебрившихся в ярком лунном свете.

«Ну, потанцуй, потанцуй со мной, ча-ча-ча, ча-ча-ча…»

Глава 3 Мы все пойдём с вами воевать!

1

– Мы все пой-дём с ва-ми во-е-вать! От! Нас! Пой-дёт! Зо-ся-ге-рой! – шеренга второго «Б», в которой, крепко сцепившись руками с друзьями, стояла Зося Добровская, крикнула дружно и уверенно.

– «От нас пойдет Зося-герой» – эти слова ещё мячиками прыгали по сухим листьям под высокими каштанами у старой топоровской школы, а Зося уже начала разбег. Сзади цепь игроков немедленно восстановила прочную связь. Её соседи Славка Адаменко и Лиля Зарудько уже стояли сзади, крепко сжав ладони друг друга.

Зося никак не уважала банты. И как ни старалась мама Тася, не могла она соорудить на рыжей голове доченьки сколь-нибудь приличное подобие причёски хорошей девочки. Чёлка Зоси летела в глаза, сзади весело подпрыгивали две косички, щёки круглились, веснушки чуть ли не дымились, кулаки ходили перед лицом, как поршни паровоза, глаза блестели зеленью, ноги плотно били землю – Зося шла в атаку. Это было забавно – она всегда играла с мальчишками, поэтому и замашки были мальчишечьи. Наконец она выбрала цель – слабое место в цепи «ашек» – закусила губу, в азарте шмыгнула носом, резко изменила направление бега и пошла на прорыв – не на девчонок, которые плотно сблизились плечами, а на мальчишек, опрометчиво растянувших цепь.

Шаг, второй, третий!

– Кха! – только и смогла крякнуть Зося, с разгону напоровшаяся на два сцепленных кулака, с размаху ударивших её в солнечное сплетение.

Свет куда-то выключился, осталось только недоумение – её первый раз в жизни ударили. Да как жестоко! «Ашки» Федька Зозуля и Димка Герасименко не ожидали, что задавака Добровская будет рвать именно их сцепку, испугались проигрыша, махнули сцепленными руками назад, потом вперёд – и чётко вмазали рыжей нахалке в дыхалку. Изо рта потекла слюна, Зося стояла на четвереньках, потом медленно повалилась на бок, поджимая ножки.

– Кха. Кха… Х-х-ха… – пыталась она схватить воздух, но почему-то не получалось.

Ей не было страшно, скорее обидно. Очень обидно. «Это не по правилам! Это нечестно! Нечестно!»