Индейцы и школьники

– А ты как думала? У нас, у плотников, такие вот дела, не без этого. Да…

И он, довольный, встал, вышел из-за стола, подошёл к маленькому окошку, поверх которого на длинных шнурах висели вяленые подлещики и крупная плотва, снял одну рыбёшку. Понюхал, раскрыл тешу, жабры, ещё понюхал, придирчиво, как всегда, потом с сожалением повесил назад.

Холодно ещё. Не успела довялиться рыбка. Через неделю будет в самый раз.

– Да ладно, Толя, нам и без рыбки хорошо, – Варя потянулась, как большая кошка, смачно, туго. – Ну, давай, Александра, я тебе помогать буду. Пусть мужик твой отдыхает. А ты упарилась сегодня, пока мы бегали по городу с Томкой. Давай, Томка, поможем. Да-вай-давай. Нечего там вертеться.

И женщины плавно, чуть утомлённо, но экономными, уверенными движениями стали убирать со стола, очищать тарелки, подавать, мыть, расставлять, собирать на завтра. Томка бегала во двор, относила несъеденное на ледник, куда ей показала дорогу Александра.

Младшие отправились в дальнюю комнату. Алёшку положили на диван, под стенку, где он практически сразу уснул без задних ног. Рядом улёгся довольный всем Колька. Жорка и Яктык вынесли два ведра помоев во двор, потом вернулись, умылись, забрызгав всю уборную. Александра им постелила на полу два больших тюфяка, простыню бросила, два одеяла солдатских. Жорка ещё покапризничал, поныл маленько – под вечер щека разболелась, да ещё и губу саднило – от смеха опять ранки лопнули. Короче, не мог он вытерпеть слишком яркий лунный свет, который лился в окно, словно сметана. Поэтому Жорка отвоевал себе место у стенки, хитрец. Там соседи печку топили, поэтому он быстро угрелся и засопел.

Мало-помалу деревянный дом успокаивался после длинного дня. Постукивали двери у соседей. Было слышно, как у Мариничевых тихо плачет маленький ребёнок. Через полуприкрытую дверь в большую родительскую комнату пробивался тусклый отсвет из кухни, где ещё еле слышно шелестели-бормотали о чём-то взрослые.

Томку прогнали спать. Слух Яктыка чрезвычайно обострился. Тихие шаги босых ног. Шелест платья. Вот звякнула шпилька. Ещё одна. Скрипнула половица. Ещё. Потом скрипнула кровать, чуть слышно запели пружины. Томка завозилась на кровати, стала взбивать подушку. Потом стала поправлять одеяло. Затихла. Из открытой форточки дохнуло тёплым сырым воздухом. Весна. Яктык неожиданно замёрз и натянул одеяло до подбородка. Он весь словно закаменел, не мог согреться. Глаза упрямо раскрывались.

Прямо над ним, в провале чёрной бесконечности, узкий ослепительный серп вспарывал лениво ползущие облачка. Яктык следил за их плавным полётом. Долго-долго смотрел. Растворился. Только слушал.

Потом услышал, как в соседнюю комнату тихо вошла тётя Варя. Повозилась, раздеваясь. Тихонько что-то замурлыкала под нос.

– Томка, – прошептала тётка. – Спишь? Подвинься. Томка… От ведь тетеря. Ладно, я у стенки лягу.

Она перелезла через спящую дочь, тоже улеглась.

Яктык слышал, как на кухне стелили себе дядя и Александра. Звякнула кружка. Тихий смех, шёпот. Потом всё стихло.

Филипповы уснули.

И Яктык тоже провалился в сон.

7