Иная судьба

И что ноги сбиты — тоже ничего. В беге тренироваться — хорошо, я ж не Гелиос — на колесницах разъезжать. Хотя и не отказался бы, да. Пробежал за бешеной козой половину острова — и это ничего, лучше начну в следах разбираться, да и остров узнаю.

Сомневаюсь, конечно, что Амалфея испугалась, услышав, как куреты о щиты грохают. Они тут этим всё время занимаются. Да и напугать эту тварь не знаю, чем можно.

Скорее уж — понеслась себе новую жертву высматривать.

— А-ёй! Ой, помогите! Ой, страшилище, ой!

…высмотрела, надо же.

Скатился с холма, перепрыгнул через ручей, мигом проломился через кустарник на зеленую лужайку, опушенную цветками.

На лужайке раздавались призывы о помощи, щедро перемежаемые зловещим «ме-е-е-е». Сгорбленная старушка спасалась от Амалфеи — коза наступала на нее, топча цветы.

Я вцепился в утыканный репьем хвост, как раз когда старушка удачно развернулась, а Амалфея определилась с мишенью и пошла в атаку.

— Стоять, паску-у-у-уда!

Седалищу бабки все равно досталось, но не так, как могло бы. Охнув, старушка кувыркнулась в траву.

Амалфея попыталась отбрыкнуться, увидела меня и оскалила желтые зубы. Пошла в атаку без промедления — сожру-забодаю, будешь знать, как за хвост тягать.

— По зубам… тресну… — шипел я, охаживая козу кулаками. Кулаки ей не наносили не малейшего вреда.

— Ох… — стонала из травы старушка. — Ой, мальчик, беги, ой! Убьет она тебя, тартарская тварь!

Тартарская тварь перестала нежно бодать меня в бок и посмотрела в ту сторону угрюмо.

«Вдарю», — обозначила взглядом.

— Стоять! — скомандовал я. — Да не, она… это моя, в общем.

— Твоя?!

Коза тут же отошла и сделала вид, что меня не знает. А старушка вылезла из травы. Или женщина, кто ее там разберет. Только уж очень пожившая. Годы прочертили на лице морщины-рытвины, глаза запылились заботами… диплакс вон с головы сполз.

— Так ты, значит, пастушок тут? Ох! Спас от зверюги лютой, ох! Я уж, когда ты на нее кинулся, думала — все. И тебе, и мне. Сожрет-растерзает. И не побоялся же броситься на защиту, а? Воином будешь, защитником слабых будешь…

— Это хорошо бы, — сказал я, потирая синяк на боку.

— …яблоко будешь?

— И это хорошо бы.

Коза, обложив нас чем-то презрительным напоследок, подалась в кусты — учинять разгром там.

Яблоки у старушки в котомке оказались знатными — наливными, с золотистым отливом, на Крите такие не растут. Я впился в одно зубами, захлебываясь душистым соком, а она смотрела — пристально, покачивая головой, бормоча что-то про себя.

— Тут вообще-то опасно одной ходить, — сказал я, прожевав первый кусок. — Это хорошо, что моя коза встретилась. А то мог бы кабан. Или еще волки тут есть. Ты, наверное, с пути сбилась?

— Ох, как сбилась с пути, — подтвердила она, крутя в пальцах яблочко. — Шла внучка проведать, заблуди-и-ила… а тут эта, страшная. Ох! Ну, давай знакомиться. Я вот Хтония, а тебя-то как зовут, пастушок?

— Аид.

Она хихикнула — молодо, ясно.

— Невидимка, а? Хорошее прозвище. Только не всех обманет. Ты на лицо-то вылитый твой отец в детстве, как притворяться будешь?!

Яблоко брызнуло соком в пальцах. Набежала тучка на колесницу Гелиоса.

— Ты знаешь Крона?!

— Видала, — безмятежно отозвалась эта… Хтония. Прикрыла глаза ладонью — солнце опять рассиялось не на шутку. — Похож ты на него, пастушок. Не бойся, не выдам. Ты ж меня от чудища этого спас — это она мне только раз наподдала, а что могла сделать!

Смеется, наверное. А может, и не смеется. Глаза серьезные, глубокие — как вспаханное поле.

Печальные.

— Что, Кронион, будешь отца-то свергать? Готовишься пророчество исполнять-то, а?!

Глянул исподлобья — нет, не насмешничает. Куснул полураздавленное яблоко.

— Ага. Будешь тут готовиться, когда мне даже оружия не дают. А Крон — это Крон. У него еще серп этот. Который ему мать дала. С которым он на Урана, мне рассказывали. Я вот все думаю — что мне делать с этим серпом?

— И что думается?

Пожал плечами. Ничего мне не думается. Я того серпа не видел, может, про него вообще враки врут. И вообще, пока вырасту — додумать успею.

— А вот свергнешь ты Крона, — сказала вдруг Хтония. Прижмурилась мечтательно. — Тогда заживешь, да? Пойдешь на Олимп, править будешь…

«Ме-е-е-ечта-ай!» — подала голос из кустов Амалфея. Я подался вбок, сплюнул яблочную косточку.

— Да на кой мне?!

Хтония подавилась собственным яблоком.

— Что?!

— Да трон, говорю, мне на кой? Мне Крона свергнуть. Чтобы мама не плакала. Чтобы он не… — скрежет зубов заглушил мои слова о возможных братьях или сестрах. — Да у Крона же братья еще, титаны… Мне и их свергать? Так их много, они родню созовут, мне тоже придется союзников искать… это уже война получается. Большая война. Да пускай бы они на трон кого угодно сажали — я так думаю. А с Кроном — это у нас… личное.

Хтония смотрела — непонятно. Будто ее чем тяжелым из-за угла огрели. Или вдруг подкралась Амалфея из-за кустов — и ка-а-а-ак…

— А если бы вдруг… пришлось?

— Править? — сказал я и задумался. Задумался об этом впервые. О том, как свергну Крона — думал тысячи раз, о троне — ни одного. Не сходились между собой эти мысли.

Вторая показалась неприглядной, скучной, тяжкой.