In the Deep

– Синдзи, нет. У тебя есть Рей. Ей нельзя туда. Ты об этом подумал? /"Черт, как же тебя клинит от этой памяти, болван?! Ты забыл, что у тебя корабль смертников, или тебе уже все равно?"/ О, видимо, нет, потому что в его глазах появилось что-то вроде мыслей, там больше нет одержимости, и это даже немного обидно: всего одно имя – и главная цель жизни уже на втором плане. Добиваем.

– Как ты там говорил? Хочешь, чтобы она нормально жила? Так давай, действуй! Или ответь – и тем самым верни ее назад в лаборатории. Он сдался. Взял и сдался – милый паренек, который решил, что он в ответе за кого-то. Меня трясло, когда Синдзи кивнул, и я протянула руку и отключила оповещение о входящем вызове.

– Уводи нас, Синдзи.

– Аска, я… Да, я в курсе. Я тебя сейчас в сотый раз на дню сломала, но это ничего, это дело такое.

– Нет. Задницу в руки – и уводи нас. В конце концов, я не могу. Обормот кивнул и сел на ложемент. По рубке плясали сполохи:

группа «Голод» жгла отходящих сцинтиан, а часть кораблей Империи шла к нам – к обломкам дредноута, и их сканирующие сферы работали по этой каше в надежде отыскать там маленький фрегат.

– А-аска, – позвал меня Синдзи за мгновение до того, как над ним зажегся порт синхронизации. – Спасибо. Я пошла к двери. Ну что ты, обормот, не за что. Мне, видишь ли, тоже неохота в Империю, вот как есть неохота, и жаль как-то, что ты об этом не вспомнил. Я вышла в коридор и почти столкнулась с Аянами. Обмороженные уши зачесались.

– Пристегиваемся, Рей, – сказала я, обходя голубоволосое оружие.

– Сейчас будет весело.

– Я поняла. /"Поняла она"/. В коридоре стало тускло: «Сегоки» бросил всю энергию на щиты и гравикомпенсаторы. Значит, стелс-экрана больше нет, мы парим среди обломков, и надо танцевать в лабиринте, прежде чем вырваться на простор и нырнуть.

– Аска. Он так говорил? Я остановилась. Голос был сухой и бесцветный, вполне вроде как узнаваемый, но что-то с ним было не так, с этим голосом. /"Она слышит сквозь переборки»,/ – такая была бестолковая первая мысль. /"Самое время разговаривать о таких интересных вещах»,/ – а вот это уже куда лучше.

– Да. Сказал, что хочет для тебя нормальной жизни. До меня дошло, что общаться, отвернувшись от собеседника – это как-то по-хамски, и я повернула голову. Аянами со своим обычным нечитаемым выражением «я-тут-статуя» смотрела на меня, и я почувствовала, как у нее на языке вертится вопрос.

– Что такое нормальная жизнь? Не это ты хотела спросить, сосулька бледная, ой не это. Я пожала плечами:

– Как тебе сказать. Наверное, это что-то теплое и без угрозы сдачи в лабораторию. Фрегат словно бы висел неподвижно, компенсаторы пока справлялись, и я понимала, что знать ничего не хочу о той свистопляске, которая кипит снаружи. О том, как обормот бросает «Сегоки» из стороны в сторону. О том, что у нас на хвосте перехватчики. О том, что там космос, а впереди – изнанка. Я устала. У меня тут разговор, который куда интереснее, чем это все. Опять же, в какой еще ситуации я могу считать себя соперницей гвардейца Его Тени?

– Понятно, – сказала Рей, и разговор закончился не начавшись.

Серость освещения вдруг стала обесцвеченным негативом. Ну, здравствуй, изнанка – мы ныряем.

– Аянами, – позвала я. – Зачем тебе нужна восемнадцатая поза бифудху? Рей посмотрел мне в глаза – как-то странно, необычно посмотрела – и отвернулась.