– На охранение! – сипло рявкнула команда. В шлюзе стало чуточку темнее, когда на борт фрегата ступил невысокий человек в простой форме высшего офицера – всего лишь длинный темно-серый сюртук, строгие брюки, бледно-серые перчатки. Ну а лицо его все видели по-своему. Я уяснила, что на этом лице есть флотская бородка и багровые очки, а дольше разглядывать Его Тень мне не хотелось. Хоть как это понимайте. Сопровождающие расплывались в тумане, отчаянно хотелось закрыть глаза. Я не знаю, как там с Червями Пустоты, не знаю, есть ли у людей аура, но от этого… существа хотелось бежать очень быстро.
Просто из страха за свой рассудок. Я опустила глаза. Интересно, что хуже: быть отступницей или пособницей человека, который обокрал Его Тень. Или даже так:
припомнят ли мне вообще бегство из Инквизиции?
– Приведите его в чувства. Глубокий голос канцлера звучал сразу со всех сторон, будто его ввели прямиком в мозг. Я слегка повернула голову, чтобы рассмотреть, что там делают с Синдзи. Державший его десантник активировал запястную аптечку и приложил предплечье к шее обормота. Тот дернулся и замер в мертвом захвате, глядя прямо перед собой. Сочувствую, Синдзи, от всей души. Очнуться и увидеть над собой канцлера – это кошмар. Наверное, это был первый момент, когда во всем этом ужасе я ощутила себя по-настоящему виноватой. Не проигравшей, не побежденной
– а именно виноватой. /"Прости меня, мой капитан. Пожалуйста"/.
– Долго за тобой пришлось бегать, сын, – сказал Его Тень. Я продолжала глядеть на эту сцену, даже когда до меня дошел смысл сказанного. /"Сын?//!//"/
– Это было безответственно.
– Я… – выдохнул Синдзи, во все глаза глядя на канцлера.
– Поговорим после восстановления памяти, – отрезал Его Тень. – Пока что ты бесполезен. Обормот смотрел в лицо канцлеру, и я только сейчас – после всего этого насчет «сына» – поняла, что тут не так. Чертов заика пялился в лицо человека, на которого боялась взглянуть огромная держава – пялился снизу вверх, с недоумением, растерянно, со страхом. Да, все это было, но он, черт побери, смотрел.
– Рей, – сказал Его Тень. – Подойди. Аянами вышла из-за спин солдат и встала рядом с Синдзи.
– Ты разучилась кланяться, кукла? – спросил канцлер. Девушка склонила голову, попыталась выпрямиться – и застыла.
– Ты разучилась извиняться? Тот же бесстрастный тон, наверное, изучающий взгляд. И мне, стоящей на коленях, видно ее глаза – глаза человека, которому очень больно. В алых глазах последней из Аянами плавилась нечеловеческая боль, прошла еще секунда – и она вздрогнула, склоняя голову все ниже, а я была слишком потрясена, чтобы понять, что воздух уже звенит от чудовищного напряжения боевой энергетики, а у меня из носа течет тонкая струйка крови. Правый кулак Его Тени небрежно сомкнулся, и Аянами рухнула на колени. Я видела только опущенные белые волосы, вздрагивающие плечи.
Теперь я чувствовала себя не только виноватой, но и лишней. И еще сильнее виноватой. И – потрясенной: страшно было даже представить, как можно сломать Рей.
– Всех на «Ясиму», кроме этих двоих, – сказал Его Тень.
– Есть! Меня потащили, но я извернулась уже в самом абордажном коридоре.
Шлюз «Сегоки», освещенный мертвенным светом, две фигурки на коленях, и одна тень над ними. Его Тень. *** Повторно очнулась я в камере – боксе полтора на полтора. В верхней части тесного кубика горел красный огонек, в нижней нашелся только лючок параши. Как эта камера открывалась – я не смогла понять. В воздухе витал запах крови, саднили десны, и все тело пульсировало разбитой усталостью. Я сидела, обняв колени. Сложно сказать, думала ли я о чем-то – наверное, да. И почти наверняка думала о чем-то несущественном.