In carne

Сразу идти к себе, чтоб переодеться, все равно было боязно. Тиша поднялся наверх. Бесшумно проник к барину, взял его камзол и сапоги. Вернулся в коридор, вооружившись щетками, привел все в порядок. Вернул на место. Спустившись в кухню, чмокнул в пухлую щеку Меланью и тут же получил свежую плюшку. Проглотил с удовольствием. Принялся кофе молоть. На три персоны — это вам не на одну. Времени много уйдет. Да Лефорт одной чашечкой не ограничится, вторую истребует. Считай, что на четыре лица. Ох, цельный час времени. Слаба меленка…

Но справился пораньше. Через часок снизу потянуло восхитительным пряным запахом лучшего во всем Петербурге кофия. И свежей Меланьиной сдобой.

Первым проснулся Антон Иванович. Потянул носом. Сел. Зенки раскрыл — ба! А холоп уже тут как тут. С подносом.

— Ох, Тишка, зря тебя Варфоломей Варфоломеевич отпускает. Такого прислужника поискать еще. Просил я его — тебе не нужен, подари мне. Или, продай. Полагаешь, не сторговались бы? Вот как думаешь, скольких ты, парень, денег стоишь?

Иван Антонович хихикнул, прокашлялся, да и заржал, что тот конь. Но смеялся недолго.

Тихон, составив завтрак на стол, весело ответил:

— Чтоб меня купить, Иван Антоныч, у вас монет маловато. Ахрамей Ахрамеич сказывают, что я-де, бесценный. Верите вы моему барину?

Лефорт вновь расхохотался. Да так, что слезы из глаз прыснули. Еще и барина свои смехом юпитерианским разбудил, басурман чертов. А, все одно вставать пора. Пущай.

Варфоломей Варфоломеевич вошел в столовую при параде — в камзоле золоченом, что на приемы надевал, и в туфлях поверх чулок. Умытый, расчесанный, в парике новом. Словно и не перебрал накануне.

— Утра вам доброго, Ахрамей Ахрамеевич, — поклонившись, поздоровался Тихон.

Мог бы и не кланяться — барин не раз просил. Да нравилось самому. Хоть как-то любовь свою показать.

— И тебе, Тиша, доброго, — улыбнувшись, подмигнул ему Растрелли. — Ты тоже здравствуй, Антоша Иванович. Как здоровьице?

— Терпимо, брат, — ответил Лефорт, пересаживаясь за стол. — Сей момент кофию твоего испью, совсем полегчает. С коньяком, а?

— Что с тобой поделаешь? — вздохнул Варфоломей Варфоломеевич. — Тиш, налей Антон Иванычу рюмочку. У меня в секретере графинчик. А после Олег Прокопыча разбуди. Помнится, он с утреца домой сбирался отправится. Где он, не видал?

— Так у меня дрыхнут, — ответил холоп. — Перебрамши вчера, должно быть.

— Ничего. Не великий грех, — улыбнулся барин. — Намучился старик. Вот и расслабился. Позволил чутка лишнего. Не станем корить. Разбудишь?

— Конечно, Ахрамей Ахрамеич. Что велели, все исполню. В секретере графинчик, говорите?

— Там. И рюмки там же. Мне не надо, смотри. Дело у нас с тобою. Потом и отметим…

* * *

Кочерга, что была подставлена ночью упором под дверную ручку, валялась на полу. Меланья в этот придел не заходит, барин только проснулся, Лефорт тоже. Кто ж выбил охранку? Мартынов? Бирюк его? Нет, ну выходили ж! Кочерыжке ясно, что выбирались!

По коже вновь пробежали мурашки. Ай, двум смертям не бывать… Да и Камень за пазухой. Глядишь, ничего и не случиться. Сильный-то сильный Али Шер, но и на него управа найдется.

Тихон поднял кочергу, взял ее наперевес, потом приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Олег Прокопыч лежал на кровати. Спит до сих пор, пьяница. Волка не видать. Спрятался? Утек?

Раскрыв дверь пошире, Тиша выставил оружие свое вперед и, зажмурившись, шагнул внутрь. Ничего не произошло. Открыл один глаз, затем второй. Одежда, снятая вчера, висела на спинке стула. Сапоги стояли рядом. Наваксить их не помешает, но нет пропажи — уже хорошо.

Как же будить гостя? А ну как он буйный спросонок. Вон, Антон Иваныч, что не по нраву, сразу в морду норовит. А этот? Издали его окликнуть?

— Барин? — негромко позвал Тихон. Подождал. Потом сказал погромче: — Олег Прокопыч? Господин Мартынов, вставайте. Утреце ужо. Эй!

Никакой реакции.

Тиша поднял было кочергу, хотел ей потормошить спящего, да усовестился. Ну что за блажь? Сделал два шага, положил на плечо руку, потормошил легонько.

— Э-эй, Олег Прокопыч… Ваше благородие, господин Мартынов… Вас там на кофей заждались…

Ответом послужил глухой стук свалившегося с кровати предмета. Тихон отскочил, посмотрел. Да так и замер — кочерга выпала из ослабшей вдруг руки.

На полу, в пяти шагах от койки лежала голова. Человеческая. Но не срубленная или срезанная. Натурально оторванная какой-то чудовищной силой. Вон и часть хребтины из шеи торчит, и длинный лоскут кожи. Бурый уже. Господи, помилуй…

Тиша не мог это видеть. Поднял глаза и тут же уперся взглядом в спину. Мартынов? Это он башки лишился? И ведь не видать отсюда. Превозмогая страх и отвращение, холоп приблизился к постели и заглянул лежащему через плечо. Так точно. Он, бедняга.

Подушка была буквально пропитана кровью. Одеяло тоже. Жуть какая…

Так, а это что?

На черной теперь наволочке желтел какой-то острый камешек. Тихон, прищурившись — словно не желал видеть лишнего, — протянул руку и взял предмет пальцами. Поднес к лицу.

Зуб?

Да. То был волчий клык. Невероятно большой только. Но и проклятый Лишерка не с овечку, вон телок какой…