Перечислив многочисленные преступления менестреля, толстенький глашатай дал себе небольшую передышку, а собравшимся людям — возможность осознать глубину той бездны, куда скатился некогда талантливый музыкант альт Грегор. Потом торжественно провозгласил приговор:
— За многочисленные преступления против нравственности и морали, а так же за умерщвление путём удара кинжалом правителя Аркайла, его светлости Гворра из Дома Чёрного Единорога дворянин Ланс альт Грегор из Дома Багряной Розы приговаривается к повешению!
«Ничего себе! — возмутился Регнар. — Как простолюдина? Да это же для Ланса хуже смерти!»
— Однако, — продолжал толстяк, — в ходе следствия выяснилось, что вышеупомянутый Ланс альт Грегор искренне раскаивается в содеянном и готов признать свою вину.
Толпа зашумела, заволновалась.
Глашатай жестом пригласил Ланса к краю помоста.
Менестрель набрал полную грудь воздуха, шагнул вперёд. Несколько мгновений помедлил, вопреки своему обыкновению пристально разглядывая лица в толпе.
Кого он искал? Уж точно не Регнара, поскольку скользнул по нему взглядом, не задерживаясь, и, кажется, даже не понял, что видел последний раз друга.
— Почтенные горожане Аркайла, мещане и высокородные праны, ваша светлость, герцог Айден, ваше святейшество и все, кто меня слышит! — Голос альт Грегора никогда отличался силой и особой красотой — хрипловатый и, по отзывам многих, излишне высокий. Но Ланс немало командовал наёмниками, участвовал в десятках сражений и легко перекрывал шум схватки, даже не прибегая к крику. Справился он и с простором площади. Тем более, едва менестрель открыл рот, как все смолкли. — Перед лицом герцога нашего и архиепископа нашего я признаюсь в убийстве его светлости Гворра Аркайлского. Все знают, полтора года назад мы крепко повздорили. Когда я повстречал его светлость в трактире, старые обиды взыграли с новой силой. Я был пьян. Его светлость тоже хлебнул вина. Мы повздорили, и я убил его. Но я не опорочил дворянскую честь. Это был поединок. К несчастью, без свидетелей и секундантов. Понимаю, что прощения мне не суждено. Поэтому прошу лишь об одном — позвольте мне умереть, как дворянину.
Собравшиеся на площади аркайлцы хранили удивлённое молчание. Такого признания вот уже много лет не слышали ни от одного осуждённого. Коэл, задрав голову, удивлённо глянул на друга. Слова менестреля и для него стали неожиданностью.
Прана Леаха победоносно оглядела стоявших на крыльце собора пранов из великих Домов и снова махнула платочком.
— Учитывая чистосердечное раскаяние осуждённого, — как по писанному понёс глашатай, — признание своей вины, а так же благодаря мягкосердечию его светлости герцога Айдена из Дома Чёрного Единорога повешение Ланса альт Грегора из Дома Багряной Розы заменяется на усекновение головы палаческим топором при стечении народа в назидание будущим поколениям честных аркайлцев.
К тому времени Ланс уже справился с застёжками колета и стоял в одной рубашке, слегка ёжась от холода. Весна весной, но в тени ещё лежал снег, а корабли из гавани пока не рисковали отдавать швартовые, опасаясь столкновения с льдинами в открытом море. Менестрель терпеливо ждал, вдыхая полной грудью свежий воздух. После затхлой вони подземелья, он казался божественно ароматным и кристально чистым.
Под конец глашатай приберёг ритуальные вопросы, которые всегда завершали приговор, но раньше — по крайней мере, на памяти Регнара — всегда зачитывались скороговоркой.
— Не согласится ли правитель Аркайла, благородный герцог Айден, помиловать преступника?
Его светлость ковырялся в носу, пока мать не толкнула его локтем под ребро, а потом испуганно завертел головой. С большой натяжкой его движение можно было воспринять, как отказ.
— Не соблаговолит ли архиепископ Аркайла, его высокопреосвященство, благочестивый Гурвик, взять преступника под опеку церкви и тем самым дать ему помилование?
Пастырь с таким негодование замахал посохом, что едва не сбил с собственной головы лиловую скуфейку.
— Не найдётся ли честная женщина, родившая подряд семерых сыновей, которая бы высказалась в пользу преступника и тем самым спасла его от казни?
Зеваки заволновались, переглядываясь, но никто не подал голос. И правда, откуда среди горожан взяться столь почтенной хозяйке? Здесь женщины давно уже столько не рожали. А селяне не приезжали в город разговляться — им было хорошо и в окружении ближайших соседей.
Ланс потряс головой и улыбнулся. Его, очевидно, развлекала эта забава. Во всяком случае, видимого нетерпения менестрель не выказывал.
— Не найдётся ли честная девица, — напоследок провозгласил толстяк в жёлтом полукафтане, — готовая объявить этого человека своим мужем и тем самым спасти его от неизбежной смерти?