Импровиз. Сердце менестреля

— Вы слишком добры ко мне, прана Дар-Вилла. — Лекарь прижал ладонь к сердцу. — Должен заметить, что известный алхимик Бертильон из Вирулии пользуется заслуженным уважением у людей, обладающих научным складом ума.

— Но как практика вас не превзошёл никто.

— Говорят Бен-Селим с Айа-Багаана показывал чудеса в заживлении ран, не совместимых с жизнью.

— Штопать колотые и рубленные раны и складывать кости проще, чем вернуть способность королю… не будем говорить какому королю… мочиться и не плакать при этом.

— Ну, может быть… — скромно потупился Тер-Реус. — Во всяком случае, могу согласиться, что прану Лансу повезло.

— А что со мной сталось?

— Сердечный приступ. Раньше могли сказать — лопнула сердечная жила. Могу с уверенностью сказать, что жила не лопнула, иначе мы с вами уже не разговаривали бы. Но в работе сердца произошли определённые сбои. Знаете, как бывает. Если неправильно развернуть рей под ветер?

— Парус начинает «полоскать»…

— Вот именно. Нечто подобное происходит и с человеческим сердцем. Стучит с перебоями, часто, неритмично… Болит. А иногда, в особо тяжёлых случаях, и останавливается. Но, хвала Вседержителю, с вами такого не получилось.

— Поверить не могу… — покачал головой Ланс. — Признаюсь, мне не раз разбивали сердце, но я всегда полагал, что это фигура речи, поэтический оборот.

— Волна скалу точит, говорят у нас на островах, — сказала Дар-Вилла. — Не думаю, что сердце не выдержало любовных приключений…

— Скорее, разгульный образ жизни был виной болезни, — вмешался лекарь. — Бессонные ночи, кутежи, неумеренное употребление вина.

— Я вас умоляю, — нахмурился альт Грегор. — Не надо меня воспитывать. Это плохо получалось сорок лет назад, а уж сейчас…

— Я не воспитываю, я поясняю причины недуга. Иной человек от рождения обладает недюжинным здоровьем. Он может предаваться разгулу и дожить до ста лет. Но у вас, пран Ланс, сложение не самое крепкое.

— До сих пор мне это не мешало… — обиделся менестрель.

— Просто вы привыкли, — не моргнул глазом Тер-Реус. — Вы сражались, участвовали в войнах и дуэлях. В редких перерывах беспробудно пили и волочились за юбками.

— Веселился с друзьями и ухаживал за прекрасными женщинами.

— А как не назовите — итог один. Сердце износилось. Оно могло дать о себе знать в любой миг. Но так получилось, что душевное и телесное напряжение вчерашнего дня дали толчок. Как пороховая затравка на полке в аркебузе.

— Я его придушил?

— К счастью, нет, — сказала Дар-Вилла.

— Жаль…

— Я тоже глубоко скорблю о кончине Коэла альт Террила. Но откуда нам знать — зачем он гнался за вами? Неужели вы предпочли бы мрак и холод подземелий Северной башни свежему морскому воздуху и чуть покачивающейся палубе?

— Если цена моему счастью — жизнь друга? Предпочёл бы.

— Значит, вы вкладываете больше в понятие дружбы, чем он. Я могла бы рассказать…

Ланс в ярости приподнялся на локтях. Вернее, попытался, но Тер-Реус силой удержал его на месте. Холодными пальцами прикоснулся к горлу под челюстью, задумчиво пожевал губами.

— Успокойтесь, пран Ланс. У вас опять участилось сердцебиение. Нельзя так. Прана Дар-Вилла, я вынужден настаивать, чтобы вы ушли.

— Из собственной каюты? — вскинула бровь браккарка.

— Ну, тогда прошу не заводить разговоры, которые могут взволновать больного.

— Больного… — Прошипел Ланс. — Сказал бы ещё «калеки».

— Калекой вы станете, если не будете следовать моим рекомендациям. — Невозмутимо произнёс Тер-Реус. — Или покойником. Впрочем, человек сам кузнец своей судьбы. Выбирать вам.

— Уверена, что пран Ланс выберет жизнь, — сказала Дар-Вилла.

— А вы уверены, что мне нужна такая жизнь?

— Уверена. Насколько я вас знаю, вы не сдаётесь на полпути. Вы — клинок из закалённой стали. Вас проще сломать, чем согнуть, но и чтобы сломать, нужно потрудиться.

— Жить нужно для чего-то. Для чего мне жить сейчас?

— Для музыки.

— Это я всегда вливал в музыку свою жизнь, а не наоборот. Без желания жить, я не смогу творить.

— А вы попробуйте.

— Даже пробовать не хочу.

— Зря. Мне кажется, вы смогли бы обрести цель в жизни, создавая новые, замечательные мелодии. Но позвольте предложить ещё один повод ухватиться покрепче за жизнь.

— Какой же?

— Месть.

— Месть?

— Да. Именно месть. Старое, как мир, чувство. Что старше мести? Пожалуй, только жадность. Или ревность?

— Жадность и ревность — одно и тоже, — проговорил Ланс, смакуя на языке эти слова. — Но месть… Месть прекрасна. Только кому мне мстить?

— Отдохните, поправьте здоровье, а понимание придёт само собой. За неторопливыми мыслями, вы сумеете разобраться, кто друг вам, а кто враг. Обдумаете всё до мелочей. А потом вам представится возможность плюнуть на могилы врагов.

— Предпочту сплясать бранль[1] на их могилах…

— Вот и замечательно! — подхватил Тер-Реус. — Но для зажигательного танца нужно иметь здоровее сердце. Или, хотя бы, сердце, не стремящееся вот-вот лопнуть. Поэтому, я назначаю вам…

— Приказывайте, мой генерал, — улыбнулся Ланс. — Я в вашей власти.

— Назначаю вам постель на протяжении десяти дней. Позволяю вставать только по нужде.

— Десять дней не покидать свою каюту? Это хуже тюрьмы!