Император Сухоруков

Подозвав купленного Капибару, я вызнал его имя. Оказалось, парня зовут Дерево У Воды. Тальник, короче. Переговорил с ним и с его товарищами по несчастью. Пояснил, что теперь они мои, и только при мне они смогут жить достойно. Мол, будут у них и кров, и еда, но должны они теперь собирать для меня агаву. Мужики будут рубить листву, а девушка – мять волокно. Выяснил у Мохечекаты, что заречные горы никому конкретно не принадлежат, все роды Крыла пользуются ее ресурсами по мере необходимости.

– Владыка забирает себе гору, – тут же постановил я. – Выделите «проданным» инструмент, пусть построят себе хижину прямо на горе. И займутся рубкой и выделкой агавы.

– Хвост, – позвал я своего неотлучного телохранителя. – Ты отправишься с ними. Проследишь, чтобы обустроились, организуешь работу. Не тащи всё сам. Найди того, кто сможет ими руководить. И следи уже за его работой.

Я твердо решил стать «агавовым бароном». Не так круто звучит, как «император», зато деньгами пахнет!

Глава 14. Конечно, ступай

Соловушка лежала на спине, раскинувшись через всю «императорскую» постель. Неразвитая ее девичья грудь высоко вздымалась от тяжелого дыхания. Между двумя холмиками улеглась, раскинув крыла, черная капля каменной резной птицы.

Девушка лежала, забыв стыд и почтение к монаршей особе. Ей просто было хорошо. И я знал, видел и чувствовал, что причина этого «хорошо» – я сам. Старательный любовник, заботливый мужчина, щедрый господин. Конечно, не без последнего, чего греха таить. Но я ей нравился, она была рада нашим встречам – это видно.

А уж как мне она нравилась… Моя спасительница. Моя душегрея. Молчаливая, умеренно кокетливая – и очень-очень теплая. В этом миниатюрном теле было столько тепла, что она легко обогревала нас обоих. В дни неудач, в дни страха и ужаса она не раз уводила меня от черных мыслей про нежелание жить. Которые нет-нет, да наплывали. Когда, в очередной раз, разум отказывался существовать в этом чуждом мире.

Соловушка приходила. Утешала меня. Мозг лишался львиной доли крови, бессилел, и его бунт сам собой затихал. Приходил спасительный покой.

Последние несколько дней мне это было крайне необходимо. Потому что «виртуозная победа» над казначеем ничего особо не изменила. Я, по-прежнему, не контролировал запасы склада, и Мохечеката мог продолжать разбазаривать мое богатство. Может быть, уже не так нагло, но всё же. Я даже загорелся идеей разбазарить всё лично! Чтобы не так обидно. По крайней мере, на волне успеха я забрал из казны весь обсидиан и отдал камень старому оружейнику из рода Волосатого Человека.

– Сделай из этого как можно больше наконечников для копий и дротиков. Каждый десятый из них можешь оставить себе в качестве платы.

– А осколки? – тут же прищурился хитрый дед.

– Осколочье сортировнить надо, – зашептал мне на ухо Ннака. – Хорошие треба забрать.

Я глубокомысленно повторил, Мясо тут же встрял в разговор и заявил, что лично проследит за исполнением моей воли.

И ведь проследит! Деда не выбесит, казну убережет и себя не обидит. Такой вот был Мясо – ловкий, ушлый, но меру знающий. Во дворце он менялся на глазах: речь его стремительно становилась четланской, исчезали корявости, изменялись повадки. Он знал всех поименно, со многими наладил какие-то отношения. Мясо был хитер и изворотлив настолько, что я даже побаиваться его начал. Но он был так полезен в любых делах – найти что-нибудь, организовать, договориться – что степень его полезности перевешивала всё остальное. Даже жадность. Тем более, что, как я говорил, меру он знал.

Кстати, дед-оружейник сделал луки. Все разного размера, так как я, когда сказал «сделай побольше», не уточнил насколько. Самый здоровый был в рост… ну, не мой, но самого деда – точно! Схватив обнову, я выбрал в качестве жертв мой почетный караул. Мужики чуток поупражнялись в стрельбе в толстый сноп кукурузных стеблей. Они даже не скрывали своего неудовольствия – не к лицу крутым воинам забавляться игрушками для подростков. Пусть даже большого размера. Освоив технику (ничего мы на самом деле не осваивали, я стрелять из лука не умею, так что стражники просто вспомнили, как юнотами стреляли кецалей по лесам), тестовая группа двинулась к загону, куда безроды уже приволокли… тапира!

Тапир… Это такая здоровая высокая свинья с зачаточным хоботом вместо пятака. Зверь первые часы метался от стенки к стенке, но постепенно выдохся и покорился судьбе. Расстреливать беднягу решили с тридцати шагов – этой дистанции сноп кукурузы покорился. Да только зверь это вам не пук соломы. Стрелы полетели неровно, неточно, лишь одна слегка царапнула животину. Слегка, потому что убойная сила у нее была уже никакая. Тапир снова заметался по загону, два залпа ушли в молоко. Поэтому стали приближаться. В итоге расстреливали пленника почти в упор – с семи-восьми шагов. Стрелы втыкались, но неглубоко, раны больше бесили животное, нежели лишали жизни. Кровь текла довольно активно, но всё равно, лук, как оружие убийства не впечатлял.