Император-гоблин

У мин Нарчанеджен было узкое личико, характерное для чистокровных эльфов, которых так часто сравнивали с хорьками; белые волосы были коротко острижены, как у всех рабочих. Майя видел, что она старается казаться спокойной, но его не слишком волновали ее переживания. Она играла роль связного между Убеджаром и Шуливаром – очевидно, эти двое разработали разрушительный план убийства, ни разу не встретившись лицом к лицу. Он довольно долго рассматривал женщину, и ему показалось, что ей было трудно выдержать его взгляд. Наконец, он спросил:

– Вы знали, что произойдет?

Для него важно было получить ответ только на этот вопрос; остальное не имело значения.

– Да! И сделала бы это снова, – выплюнула она. – Это единственный способ заставить вас, алчных паразитов, отдать власть народу.

Капрал Ишилар несильно толкнул ее.

– Ты говоришь со своим императором, Нарчанеджен.

– С моим императором? – Она рассмеялась, и Майя вздрогнул, услышав этот хриплый презрительный смех. – Он не мой император. Какое ему дело до меня – или мне до него? Он не узнал бы моего имени, если бы не справедливое возмездие, которое с нашей помощью постигло представителей его прогнившей династии.

– Вы так это видите? – переспросил Майя. – «Справедливое возмездие»?

– Да, это была справедливая кара, они это заслужили, – с вызовом ответила она.

Он вспомнил заупокойную службу в городском храме Кето, рыдания вдов и осиротевших детей, и ему стало плохо.

– Тогда нам больше не о чем разговаривать.

Женщина принялась выкрикивать оскорбления, но Ишилар и офицер из Амало выволокли ее прочь; из коридора еще несколько минут доносились ее крики, а потом, после жуткого пронзительного вопля, наступила тишина.

– Ваша светлость, – заговорил Кала, – вы можете сейчас уйти. Никто не требует этого от вас.

– Это мой долг, – устало сказал Майя, и Кала отошел на свое место.

Встреча с Бралченаром прошла еще хуже, чем разговор с Нарчанеджен; «будущий властитель» пресмыкался перед императором и был готов сказать все что угодно, лишь бы спасти свою шкуру. Не было смысла его допрашивать – он говорил только то, что, по его мнению, хотел услышать Майя. Майя слушал несколько минут, поскольку считал, что обязан это сделать – обязан если не самому Бралченару, то его жертвам. Наконец, он сказал:

– Вы сделали свой выбор, мер Бралченар.

И подал знак капралу Ишилару.

Мер Шуливар оказался вовсе не таким, каким его себе представлял Майя, хотя он сам не слишком понимал, чего ждать. Шуливар был высоким, немного нескладным мужчиной с очень короткими черными волосами и ярко-синими глазами; его кожа была такого же синевато-серого оттенка, как у Майи. Они какое-то время молча рассматривали друг друга. Шуливар не выказывал ни страха, ни враждебности, и Майе, как это ни странно, было легко заговорить с заключенным.

– Зачем вы это сделали?

– Потому что кто-то должен был это сделать, – ответил Шуливар.

Майя отметил, что арестант был совершенно спокоен. Очевидно, он обладал немалой силой духа и был полностью уверен в своей правоте.

– Должен?

– Держаться за власть вполне естественно, – сказал Шуливар. – В результате могущество, сосредоточенное в руках одного лица, застаивается и становится ядовитым, если можно так выразиться. Для того чтобы его освободить, нужны радикальные меры. Подумайте хорошенько, и вы поймете, что наш план сработал. Если бы я не сделал того, что сделал, полукровка вроде вас никогда бы не взошел на трон Этувераза.

Майя открыл рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его. В каком-то смысле Шуливар был прав.

– Я уже вижу перемены к лучшему, – продолжал Шуливар. – Вы не цепляетесь за власть, в отличие от отца и деда. Вы не боитесь ее потерять. У вас есть новые идеи, вы совершаете поступки, которые вашим предшественникам показались бы абсурдными.

– Все не так, – возразил Майя.

– Да, именно так, – настойчиво возразил Шуливар. – Ни один император не снизошел бы до того, чтобы посетить похороны отцовских слуг. Ни один император не взял бы в телохранители женщину. Скоро жизнь в этой стране изменится, Эдрехасивар, но лишь потому, что я расчистил вам дорогу.

– Замолчите! Эти «перемены к лучшему» не стоят цены, заплаченной за них.

– Двадцать три жизни, – ответил Шуливар. – Вам известно, сколько рабочих гибнет за год на фабриках Чохаро, Росиро и Севеджо? А за месяц?

– Но я не…

– Вы измените это, – перебил его Шуливар. Его синие глаза были безмятежными и совершенно безумными. И все же – о, милосердные богини! – фанатик был прав. Майя знал, что он это сделает.

– Наш отец старался улучшить положение рабочих на западе, – напомнил он.

– Упрямые оппозиционеры с востока ставили ему палки в колеса, – возразил Шуливар, – и он вынужден был снова и снова идти на компромисс. Но вы уже уничтожили оппозицию.

– Это не… – У Майи перехватило дыхание, и он вынужден был помолчать пару секунд. – Значит, никакого недоразумения не было? Вы намеренно предали Тетимара?

– Какое это имеет значение? – пожал плечами Шуливар. – Мне жаль погибших, но, повторяю, я должен был это сделать.