Император Единства

Сквозь стеклышки противогаза Слащев видел смутные фигуры снующих между домами и среди развалин людей в русской военной форме и судя по тому, что он мог наблюдать, далеко не все солдаты выполнили приказ. Воевать в противогазе неудобно, да и ни черта не видать, поэтому многие предпочитали понадеяться на свою сноровку, чем банально получить пулю по причине того, что не разглядел притаившегося врага.

Слащев их понимал, тем более что тренировки с противогазами проводились постоянно и у многих процесс натягивания на лицо маски был доведен буквально до автоматизма. Понимал, хотя и сам он, и его бойцы поголовно, все они двигались вперед, не снимая противогазов. В их как раз случае, шанс глотнуть отравы куда выше, чем словить пулю.

Вот, наконец, последний поворот и от сердца у графа отлегло. Склады стояли на месте, а у распахнутых ворот стояли бойцы в маскировочных накидках ССО.

Мотоциклы с рокотом выехали на площадь, привычно разъехавшись веером и прикрывая своими пулеметами внешний и внутренний периметр оцепления.

Слащев распахнул дверцу авто и вышел.

— Ваше сиятельство! Подполковник Сил специальных операций Анатолий Емец. Имею честь доложить об успешном выполнении операции. Склады взяты под охрану, угроза взрыва устранена. Потерь не имеем.

Граф пожал руку командиру десанта.

— Вы вновь блестяще провели операцию, подполковник! Благодарю вас от лица командования!

— Честь в Служении!

— На благо Отчизны. Как все прошло?

Емец усмехнулся.

— В лучшем виде, ваше сиятельство! Нарочно не придумаешь. Взяли мы ночью одного фельдфебеля немецкого в качестве языка, вдумчиво поспрашивать хотели, а он, увидев нас, сразу так обрадовался, словно родных встретил.

— Интересно. Что ж так?

— Говорит, что не хочет брать грех на душу. Мол, склады заминированы и готовы к взрыву, а на рассвете должен приехать грузовик и офицер, который, собственно, и будет командовать самим подрывом. Охрану складов должны были тут же отправить в тыл, но потом вдруг сказали, что людей мало и им придется участвовать в акции устрашения. А они простые тыловики, вчерашние бюргеры, и им такая перспектива совсем не по нраву, чтобы их потом судили, как военных преступников. Тем более что в Митаве среди населения много немцев. В общем, потолковали мы с ним и он вызвался уговорить своих сдать нам склад.

— И вы ему поверили, подполковник?

Тот пожал плечами.

— Ну, поверить, положим, не поверил, но рискнуть рискнул. Было что-то в его глазах. Он не только умирать не хотел, но и мараться тоже. Может и вправду верующий. Или сильно осторожный. Не знаю. Но пошел он и договорился со своими. Сдали они нам объект на условиях, что, мол, они героически сражались, но силы были не равны и все такое. Чтоб, значит, не звучало в новостях, что они добровольно нам склады передали. Ну, я подумал, что ничего такого в такой просьбе нет и дал согласие. Посидят в плену полгода-год и поедут к себе в Фатерлянд жить-поживать.

Слащев хмыкнул.

— Везет тебе, Емец, на такие чудеса. То мосты купил в Восточной Фракии, то склады в Курляндии.

— Обижаете, ваше сиятельство. За мосты, да, имел место такой факт, но за склады в Курляндии мы денег не платили. Да и не взял бы их фельдфебель. Не ради денег он. Вижу я натуру человеческую и не предлагаю того, чего он делать не станет.

— А предлагаешь то, к чему душа его стремится?

— Ну, навроде того. Алчен — предложу денег, верующий — спасение души, трусоват — жизнь, тщеславен — славу. Ничего в этом нет особо нового. Человек слаб и нужно в нем эту слабость найти. Я и ищу.

— Молодец. Так, а что с командой и офицером тем? И где они вообще?

Подполковник указал на какой-то сарай, который охранялся полудесятком часовых.

— Ну, а что там могло быть. Притаились, встретили, проводили отдыхать. Даже особо стрелять не пришлось. Гауптман немецкий, кстати, отдельно отдыхает, я его приказал особо охранять, уж больно у него в портфеле бумаги были интересные. Да и офицер он, как же ж можно держать его с солдатами? Гаагская конвенция и все такое. Мы ж не варвары.

Слащев рассмеялся.

— Да, братец, а ты еще тот рассказчик! Ну, веди, показывай трофеи.

— Ну, это мы всегда рады. Прошу, ваше сиятельство. Там есть на что посмотреть, уж поверьте моему слову. А взрыватели мы уже сняли.

Несколько минут граф осматривал склады и прикидывал сколько здесь всего и сколько тысяч погибло бы, если бы это все взорвали.

— М-да… Вот что, Емец. Вызови сюда спецов из Военно-пропагандистского управления. Думаю, что они знают, как это все подать миру.

— Слушаюсь, ваше сиятельство.

— И, да, готовь место под орден. Подам на тебя сегодня представление на «Михаила» или, если не получится протолкнуть, то, как минимум, на «Георгия». Но я постараюсь.

— Благодарю, ваше сиятельство. Честь в Служении!

— На благо Отчизны.

ИТАЛИЯ. РИМ. КВИРИНАЛЬСКИЙ ДВОРЕЦ. 24 сентября (7 октября) 1917 года.

— Что случилось? — Маша обеспокоенно смотрела на меня. — Точнее, что еще случилось?