Читаем Император Бубенцов, или Хромой змей полностью

– Как-как? Так. Революции же затевают. Майданы. Революция или война – тот же скандал. С привлечением больших людских масс. Разница в масштабах.

Бермудес решительно отнял конверт у Поросюка.

– От денег, милочка, грех отказываться. Аванс взят!

– Охрана будет неподалёку, – сказал Ерошка. – Может, и хорошо бы пострадать. Ущерб компенсируют. Это особо оговорено. Физиотерапия, отдельная палата, две медсестры.

Ерошка взял графин за высокое горлышко, налил сперва себе, затем наполнил до краёв рюмки Поросюка и Бермудеса.

– Ну что ж, друзья мои! – Бубенцов поднялся над столом. – Давно задумал этот тост. Пришло время произнести. Да здравствует хмель! Хмель придаёт интригу, вносит искромётную драматургию в серую жизнь. Хмель подавляет в человеке осторожность, трусость, сомнения, присущие плебеям. Запомни это, Поросюк! Хмель раскрывает в нас всё возвышенное, рыцарское. Зовёт к подвигу. Хмель многократно усиливает тягу к прекрасному полу! Находясь во хмелю, мы живём настоящей жизнью! Пусть наутро окажется, что это была иллюзия, обман, мираж! Но лучше жить в яркой иллюзии, чем в серой обыденности. – Тут Ерофей сделал паузу, а затем закончил торжественно: – Неси нас, хмель, на крыльях своих!

На секунду показалось, что с улицы, расплющив по стеклу носы, заглядывают бледные, взволнованные тени, машут руками, беззвучно и отчаянно кричат… Нет, то были не ангелы-хранители. Всего лишь обыкновенная игра света и тени. Уличный фонарь по-прежнему сиял в верхнем углу, и свет его мерцал в гранях графина.

2

Спустя полчаса компания, галдя и толкаясь, вывалила на улицу. В кой-как повязанных шарфах, в плащах нараспашку, в косо надетых шапках. Все трое краснощёкие, размашистые, уверенные в себе.

И тут выяснилось совершенно неожиданно, что фонарь, который всё это время честно сиял сквозь щель в шторах, оказался и не фонарём вовсе! Луна! Полная луна стояла высоко над городом. Ерошка понял это в самый последний миг, когда, прежде чем сесть в машину, обернулся в последний раз и прощальным взглядом окинул привычные места.

Затем все трое стали усаживаться в серебристый, никогда прежде не виданный в этих местах лимузин. Издалека могло показаться, что это вынесли и установили перед дверьми «Кабачка на Таганке» гигантский праздничный самовар. Столько сверкания и блеска разлилось по асфальту. Все переулки с горящими витринами, неоновые буквы рекламы, все дома, все люди, даже ковыляющая мимо бродячая собака – всё это тотчас сбежалось отовсюду. И всё это живое великолепие мира в значительно уменьшенном, искажённом и шутовском виде успело отразиться в никелированных выгибах, прогибах и изгибах.

Давно уже пропали во тьме красные огни, а представительный Шпрух, пробежавший несколько шагов вдогон экипажу, вернулся и всё ещё стоял с высоко поднятыми бровями у подъезда «Кабачка на Таганке». Снял фуражку с малиновым околышем, вытирал платочком изнутри. Затем вытащил пятитысячную купюру, подаренную ему Бубенцовым, помял в пальцах, понюхал и принялся разглядывать её на просвет.

Неведомая сила уносила друзей на мягких рессорах. Их везли бережно, покойно, как каких-нибудь членов правительства. Напротив Бубенцова, через широкий проход, устланный ковром, лицом к нему сидели на бархатных подушках Бермудес и Поросюк.

Роскошь салона подавляла. Несмотря на то что выпили они изрядно. Даже у Бубенцова, к собственному его удивлению, сердце время от времени тревожно трепыхалось под горлом. На небольшом столике в специальных креплениях плавно покачивалась початая бутылка виски, мелко позвякивали, сталкиваясь, две бутылки иностранной минеральной воды. Все трое поглядывали на этот столик, но трогать напитки не решались. Даже заводить разговор на эту тему никто не осмелился.

Серебряный экипаж птицей летел вдоль набережной по-над рекою. «Нула!» – вспыхнуло и отразилось в тёмных водах Яузы. Кренились, мелькали за окном столбы, горбатые мостики, вставали чёрные, мёртвые деревья, помавали ветвями вслед. Снова сверкнуло посередине реки. «Луна!» – переотразилось наконец-то…

<p>Глава 19. Кочегар с кочергой и прочие</p>1

Любое, даже единичное и случайное событие – есть проявление всеобщей закономерности. То, что мы не видим системы, говорит лишь об узости нашего кругозора.

Перейти на страницу:

Похожие книги