Император Бубенцов, или Хромой змей

Бубенцов тащил найденный картон. Находка веселила душу. Картон толстый, многослойный, с пазухами воздуха внутри. Сегодня постелет его на доски, и станет гораздо теплее, гораздо. Верка мёрзнет под платформой, у неё сухой, негромкий, страшный кашель.

Ветер налетал порывами, рвал картон из рук. Бубенцов заслонялся, щурился, и заснеженный мир сверкал сквозь ресницы. Снова текли по лицу Бубенцова светлые слёзы. Откуда только они берутся, эти слёзы? Никто не ответит на этот простой вопрос. Никто.

8

Тихо урча, медленно обогнала чёрная, сияющая машина, остановилась в десяти шагах впереди. Двинулась обратно. Бубенцов должен был почувствовать если не страх, то хотя бы тревогу. Но ничего не почувствовал. Отступил в сторону, пошёл по обочине. Когда же ударили сзади по плечу, не удивился, не испугался. Молча повернулся, равнодушно оглядел догнавшего его человека. Это был господин в седой бобровой шапке. Шуба распахнута на груди, галстук-бабочка, золотая цепочка на плисовом жилете. Пахнуло фиалками, сигарой, дорогой сырокопчёной колбасой. Вид этого сытого, счастливого, самодовольного буржуина не произвёл на Бубенцова никакого впечатления. Он всё уже повидал в земной жизни.

Чёрная повязка пересекала лицо буржуя. Только у двух людей доводилось Ерошке видеть такую повязку – у Кутузова в кино и у легендарного пирата Флинта на портрете в детской энциклопедии. Впрочем, ещё у одного человека – в переулке у «Кабачка на Таганке», чей смутный образ теперь… Тёмные угрюмые фигуры выбирались из машины, но Бубенцов не испугался. Самое большее, чем могли навредить ему люди, – отнять серебряный подстаканник. Ну и жизнь, конечно. Зачем ему жизнь? Пусть забирают. Хотя стоп!.. Жизнь всё-таки нужна. Потому что Вера неизбежно погибнет, если его сейчас убьют и растопчут. Бубенцов вспомнил об этом и внезапное удушье жалости…

– Насилу вас отыскали, – сердито пожаловался буржуй. – По адресу вашему проживают совсем иные люди. Совсем иные. Про вас ничего не знают. Клещами слова не вытащишь! В буквальном смысле. Так что просрочка с возвратом долга не по моей вине. Форс-мажор.

Бубенцов крепко прижимал локтем добычу. Отдавал себе полный и трезвый отчёт в том, что картон у него, конечно, отнимут. Силы неравные. Но он будет биться до последнего. Он будет кусаться оставшимися своими зубами. Он будет защищать свою жизнь и Веру до конца.

– Э-э-э… Не узнали? Позабыли? Позвольте представиться, – продолжал между тем буржуй и заключил мёрзлые растопыренные пальцы Бубенцова в свою белую мягкую ладонь. Проговаривая эти слова, грабитель дёрнул руку Бубенцова на себя, пытаясь таким ловким, хитрым маневром отобрать заветный картон. Дёрнул пробно, не очень сильно, так что локоть Ерошки остался на месте. Ерошка по-прежнему крепко прижимал добычу к боку.

– Жебрак. Жорж Трофимович, – продолжал одноглазый пират. – Вы год назад предоставили мне кредит.

Два молодца, тяжко переступая, вышли из-за спины пирата. Вынесли и поставили к ногам Бубенцова объёмистый пиратский же ларец, обшитый кожей, обитый медными уголками.

– Тут с процентами, – деловито сказал пират. – За вычетом суммы, что была потрачена на выкуп. Из таганского отделения полиции. Год назад я получил от вас три миллиона семьсот тысяч. Возвращаю четыре. С небольшим…

Вот оно! Сбылось! Протяни только руку… Но в этот миг позвал Ерошку голос тихий, незнакомый, хрипловатый. Ласково окликнул по имени. И Ерофей стал оборачиваться…

– Жорж Трофимыч! – Один из молодцов подхватил оплывающего Бубенцова, который медленно валился спиной на сугроб.

– Э-э-э, да он совсем никакой! Давайте-ка его в машину, – успел донестись из тумана заботливый, сделавшийся вдруг таким родным и близким голос. – Долг мой туда же! Сундук! Вот так!

Сильные руки подняли худое тело Бубенцова, бережно повлекли вперёд ногами к открытым дверям, из которых струились благословенное тепло, тихая музыка. «Там, за горизон-там, там-м, там-там-там, там, там…» – пел высокий женский голос, по чистоте и тембру сравнимый, пожалуй, с ангельским.

– Картон оставь! – властно приказывал благодетель. – Картон. Да вырвите же, наконец!..

Так. Картон он не уберёг.

Пират уселся на водительское сиденье, обернулся:

– Где теперь живёте?

– Недалеко тут, – заговорил кто-то внутри Бубенцова. – Как вы меня нашли? Как это можно?

Одноглазый, не оборачиваясь, сунул ему в руку гербовую бумагу с кисточкой и канителью:

– По имени. В сумке была.

«Я, Бубенцов Ерофей Тимофеевич… Получил в вечный дар от Шлягера Адольфа…»

Ерошка, оттаивая мозгами, покосился на обитый кожей ларь, который добрые молодцы поместили на сиденье слева от него. Хотел постучать чёрным ногтем по медному уголочку, потрогать мёрзлыми пальцами дорогую кожу. И ничего не почувствовал. Рука как бы прошла насквозь…

– Это ваше, – объявил одноглазый, не оборачиваясь.

– Понятно, – сказал Бубенцов равнодушно.

– Поглядите направо. Ваш бывший дом, – объявил через минуту пират. – Где теперь обитаете?

– Там, – махнул рукою Ерошка. – Рядом с Путевым дворцом. Надо забрать Веру. Жену.