Император

  И вообще, что такое мораль? Та ночь заставила ее серьезно задуматься над этим. Быть хорошим человеком и совершать хорошие вещи не всегда одно и то же. Став старше, Амара поняла, что между этим существует очень тонкая грань. Ее герой мог быть злодеем в чужой истории. Хотя она ненавидела кровь, но если однажды кто-то будет угрожать ее матери или даже Вину, разве она не причинит им боль? Неужели она не способна отнять еще одну жизнь?

  Люди не были черно-белыми, и, к сожалению, эмоции тоже.

  Она знала, что ее мысли не были мыслями пятнадцатилетней девочки, но то, чему она стала свидетелем, повлияло на нее. После этого она перестала ходить на открытые тренировки и стала избегать Данте. Она больше никогда не подходила к его двери, и теперь, если он приходил к Вину, пока она была там, она просто извинялась и уходила. Ее чувства к нему были почти повсюду.

  Он заметил ее поведение. Однажды она услышала, как он загнал Вина в угол и спросил:

  — Амара игнорирует меня?

  А она побежала в противоположном направлении.

  Однажды она наткнулась на него, когда он играл в шахматы с братом в беседке за домом, и убежала. Не самый лучший момент, призналась она. За последний год он тоже несколько раз пытался загнать ее в угол, и каждый раз она ускользала от него. Она знала, что должна просто сказать ему, что это ничего не значит, что он немного напугал ее. Он не пугал ее или что-то в этом роде, но за последний год он стал немного более напряженным, и Амара стала немного беспокойной.

  — Муму? — мама позвала ее из кухни, и Амара отложила книгу, которую читала, положив свою самодельную закладку, отмечая и вышла из своей комнаты.

  — Да, мам? — спросила она, внезапно остановившись при виде большого, высокого человека.

  Данте Марони стоял в пространстве ее маленькой кухни. Он никогда, ни разу за все то время, что она питала к нему страсть, не приходил в их маленькую квартирку.

  Ее сердце, предательское маленькое существо, забилось сильнее, вдыхая тот же воздух, что и он.

  Не время для этого.

  — Данте хочет поговорить с тобой, — сообщила ей мама, ее темно-зеленые глаза светились любопытством и некоторой тревогой.

  Амара была уверена, что на ее лице отразилось то же самое выражение. У него не было причин разговаривать с ней, вот так. Только если он каким-то образом узнал, что она в курсе насчет трупа.

  У нее упало сердце.

  О Боже.

  Сглотнув, Амара кивнула и указала на заднюю дверь, молча прося его поговорить снаружи. Задняя дверь штабного здания выходила прямо на опушку леса. Никаких шансов, что кто-нибудь подслушает их разговор.

  Схватив кашемировую накидку, которую Вин подарил ей на день рождения неделю назад, Амара накинула ее на плечи, сунула ноги в чулках в теплые сапоги у двери и вышла в яркое, холодное утро. Он последовал за ней, закрыв за собой дверь.

  Прохладный ветер дул вокруг нее, принося запах деревьев, земли и одеколона. Одеколон? Амара тихонько принюхалась и поняла, что это действительно одеколон. Он был окутан в него, запах был древесным и мускусным и напоминал ей огонь, потрескивающий над деревом и скрученными простынями. Да, ее мысли больше не были такими чистыми.

  Спокойно, девочка.

  — Муму? — спросил он ее слегка удивленным тоном, его длинные ноги соответствовали ее темпу.

  Хотя она была сто семьдесят два сантиметра — благодаря внезапному скачку роста, который подарил ей несколько сантиметров и остановилась, удивительно, но она только достигала его подбородка.

  Амара обхватила себя руками, заставляя себя слегка улыбнуться, чтобы преодолеть напряжение в голове.

  — Да, в детстве я называла маму Ма, а себя МуМу. И это вошло в привычку.

  Данте кивнул.

  — Мой брат делал нечто подобное.

  — Я больше не вижу его здесь, — прокомментировала Амара, прежде чем прикусить язык.

  Ей не следовало этого говорить.

  — Его здесь нет. Он иногда навещает нас.

  Оставив все как есть, поскольку это было не ее дело, Амара остановилась на опушке леса и повернулась к нему лицом, принимая его форму. После той ночи с мертвым телом, если только он не тренировался с Вином без рубашки, Амара видела Данте только в накрахмаленных рубашках и брюках на пуговицах. На его сильном запястье поблескивали тяжелые металлические часы, пиджак был сшит на заказ. И одеколон, чтобы не забыть одеколон. В своем простом сером шерстяном платье и растрепанных волосах она действительно чувствовала себя не в своей тарелке. Его волосы колыхались на легком ветру, а темные, проникновенные глаза неотрывно смотрели на нее.

  — Что-то происходит? — спросил он, его голос соответствовал теплому шоколаду его глаз, заставляя ее хотеть прижаться к кошке и книге.

  Затем его слова проникли внутрь.

  Амара заставила себя выдержать его взгляд, когда ее руки сжали локти под накидкой.

  — Что ты имеешь в виду?

  Он изогнул темную бровь, засунув руки в карманы.

  — Ты ведешь себя странно.

  Амара почувствовала, как ее волосы встают дыбом, брови опускаются, а сердце бешено колотится.

  — Без обид, Мистер Марони, но ты недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы понять, как я себя веду.