Иммигрант

Яврюха, если дело касалось спорта, был неуклюжим, такой мог споткнуться на ровном месте и ногу сломать. Я махнул одобряюще. Петя тоже был за. Вероятно, он просто хотел побольше мелочи наскрести. Хотя договор был таков: всё пополам. Мы подошли к статуе писающего мальчика и проверили мраморную чашу под ней. На дне лежало очень много мелочи, как никогда раньше. Но пришлось ещё немного погулять, так как было слишком людно. Расположение статуи писающего мальчика было очень неудобное для нашего плана, по одной простой причине — это было пересечением четырёх дорог, по которым ходили люди и изредка проезжали машины. Мы прошлись на площадь Гран-Плас, погуляли там какое-то время и вернулись обратно, людей было уже гораздо меньше, но всё же были.

— Нужно выбрать момент, когда пятачок опустеет, быстро сделаем дело, это займёт всего лишь несколько минут, — сказал я и посмотрел по сторонам на расходящихся людей.

Пока я отвлёкся и смотрел по сторонам, сбоку, практически мне в ухо, Яврюха неожиданно крикнул:

— Давай! Никого нет! — крикнул он и встал посредине, чтобы все дороги попадали в поле его зрения.

Я подсадил Петю и ловко перепрыгнул за ним следом.

— Быстрей! Быстрей! — кричал Яврюха.

На улице было уже холодно, зима как никак. Я закатал рукав куртки и засунул руку. Глубина в этой мраморной чаше оказалась гораздо больше, чем виделось со стороны. Поэтому Петя, с его метр шестьдесят, практически нырял в своей Аляске в эту ледяную воду. Мне тоже пришлось обмочить рукав куртки и кофты под ней, которые я закатал аж до самого плеча.

— Полиция! Валим! — закричал громко Яврюха и мгновенно пропал из поля зрения.

Всё было очень быстро, за этот короткий промежуток времени, я успел вытянуть только три пригоршни мелочи. Я быстро подсадил Петю и прыгнул следом. Не успев ступить и двух шагов, как из-за поворота выехала полицейская машина и направилась в нашем направлении. Дорога была узкая, свернуть было некуда, полицейская машина подъехала к нам сбоку практически вплотную, при этом двигаясь с нами с одной скоростью. Мы шли спокойно, как ни в чём не бывало. Я видел боковым зрением, как медленно опускалось стекло в машине, и в этот же момент, когда я поправил рукав куртки (это была рука, прямо напротив которой открылось стекло машины), из него начала капать вода, а у Пети, идущего рядом, просто побежал ручей. Двое полицейских, по-видимому, сначала хотели что-то спросить, но когда увидели эту картину двух идущих «водопадов», сдержанно улыбнулись, глядя на нас, и, надавив на газ, машина быстро прошуршала по каменной мостовой, скрывшись за первым же поворотом. Яврюха сразу же вынырнул из-за угла, громко смеясь и держась от смеха за живот. Мы с Петей тоже расхохотались. Мы прошлись ещё немного вперёд и сели на ступеньках возле музея, чтобы подсчитать наш улов. Среди мелочи была валюта практически всех стран мира.

Прекрасно зная местный курс, мы сразу перевели при подсчёте.

— Двадцать пять долларов, — сказал я.

— Шестнадцать, — сказал Петя.

Лёха стоял и продолжал смеяться, сказав при этом:

— Меня в счёт не берите, мне ничего не надо! Я и без того получил массу удовольствия. Купите мне только банку пива.

Мы направились в лагерь, где на входе нас уже поджидал Ватруха, который подслушал из своей кабинки о нашей афёре и не мог пропустить её тотального завершения без допроса.

* * *

До Рождества оставались считанные дни. Я время от времени захаживал в переговорку, чтобы поговорить с родителями, и заодно звонил тренеру напомнить ему про свои вещи, про которые он, по-видимому, сразу же забывал, как только вешал трубку. Но на этот раз, не успев поздороваться, он сказал:

— Роберт, я всё помню! Выезжаю завтра, жди меня к двум часам дня, как подъеду, перезвоню.

На следующий день мы встретились. Тренер приехал не один, а вместе с Алексом. Припарковавшись прямо на дороге под стенами Пети Шато, включив аварийку, они стояли и ждали меня. Я в это время стоял на канале, ожидая знакомую машину. В кармане зазвонил телефон:

— Роби, мы уже здесь, возле ворот Пети Шато, — быстро сказал тренер и отключился.

Он не любил долго разговаривать по телефону. Я подошёл и сел в машину, которая была уже другой марки. Тренер, как всегда, сидел и улыбался. Поздоровавшись, я сказал:

— Давайте сходим в бар? Посидим, выпьем пива, поговорим.

Мне и в самом деле очень хотелось рассказать тренеру обо всём, что происходило со мной за это время. Поделиться чувствами, переживаниями, а также спросить дельные советы.

Но ему, видимо, это было неинтересно.

— Не сегодня, Роби, — сказал тренер спокойным, но задорным тоном, — куча дел ещё.

У него всегда была куча дел, и я это знал. Мы немного поговорили, тренер вышел из машины, достал из багажника мою спортивную сумку и вручил мне.

— У Вас оставались мои двести долларов! — сказал я. И зная, что его дети увлекаются баскетболом, добавил: — Купите своим сыновьям новые баскетбольные кроссовки.

— Хорошо, Роби, спасибо, — сказал тренер, улыбнулся, похлопал меня по плечу и сел в машину, — будь на связи, не пропадай, — добавил он и уехал.