Имитатор

— На кой ляд он мне сдался, ваш английский? Я и по- немецки ни гугу. Кроме «ауфидерзейн» и «хенде хох» ничего не знаю. А… ну разве что ещё «Гитлер капут». Вполне, считаю, полный набор. Да оно мне и не надо.

Он поднялся, затушил окурок и собирался уходить, но Фирсов сказал:

— Постойте. Нам для нашего расследования нужен специалист по языкам. Я в этом просто уверен. Я ещё вчера об этом хотел сказать, но, простите, запамятовал.

— Вы бы и сегодня запамятовали — мне бы меньше хлопот было. — Птицын строго посмотрел на Веру.

Та заметно оживилась.

— Нет-нет, Владимир Иванович, я совсем не шучу. Нам в рабочую группу нужен лингвист. Обязательно нужен. Искать проверенного специалиста у меня нет времени, а раз уж вы… Простите, как вас?..

— Сержант милиции Полянская. Вера… Вера Алексеевна, — Девушка встала.

— Так вот, Вера Алексеевна, раз уж вы нам так вовремя подвернулись. Простите за неудачное слово. Раз уж мы с вами так удачно пересеклись и раз вы желаете принять участие в наших поисках — как говорится, милости просим. Сегодня же поговорю с Елениным.

— А как же… — Вера бросила жалостливый взгляд на Птицына.

Тот сплюнул под ноги и процедил:

— А чёрт с вами, делайте что хотите! Лингвистов берите, швей-мотористок, да хоть мамаш кормящих да бабок глухих! Одним словом, кого пожелаете. Превратили убойный отдел в чёрт знает что! — Он махнул рукой и двинулся в сторону здания.

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге показался Миша Стёпин.

— Тебе чего в приёмной не сидится? Ты же у нас тоже вроде не куришь.

— Вам жена звонила, — сказал Стёпин. — Сказала, что нужно встретиться. А то она вас уже который день отыскать не может.

— Ты чего, Мишенька, с ума сошёл? Я с Надей только утром простился.

— Вообще-то, не Мишенька, а Михаил Андреевич, — нахохлился Стёпин. — Я не про нынешнюю вашу супругу говорю, а про Любовь Николаевну — вашу бывшую.

Птицын снова сплюнул.

— Любка звонила? Что ж за день-то такой?

— Дело, по-видимому, очень срочное. Голос у вашей супруги был очень взволнованный. Вот, она вам номер телефона оставила.

Стёпин сунул Птицыну листок. Тот скомкал бумажку и сунул её в карман. Потом, зацепив Стёпина плечом, двинулся к дверям Управления.

Люба назначила встречу в парке, на площади Парижских коммунаров возле памятника Чапаеву, и, как всегда, опаздывала. У основания мраморных плит важно расхаживали голуби; одинокие прохожие, семеня, проходили мимо; на облезлой лавочке мирно свернулась калачиком серая кошка.

Птицын прошёлся вдоль аллеи и уставился на застывшие в бронзе фигуры. Сегодня его почему-то заинтересовала не сама фигура легендарного комдива, которую он уже видел не раз, его поразила женщина. В туго повязанном платке, с винтовкою в руках, она поднималась с колена, готовая устремиться вместе с такими же, как и она, воинами-красноармейцами. Суровый взгляд, простое лицо, не отличавшееся особой красотой, однако полное решимости и веры и от этого прекрасное. Как же она не походила на ту, кого он вот- вот должен был увидеть! Птицын подумал о Наде, и на его губах промелькнула улыбка. В последние годы он так редко улыбался.

Сейчас же ему предстояла встреча совсем с иной женщиной.

По телефону Люба озвучить проблему отказалась, категорично заявив, чти нужно встретиться лично. Птицын весь извёлся, думая лишь о том, как бы чего не случилось с Максимом. А иначе для чего же Люба всё-таки соизволила встретиться после стольких лет разлуки? Птицын не виделся с сыном почти десять лет — с тех пор, как тот обвинил отца в развале семьи и заявил, что не желает больше с ним общаться. Со слов общих знакомых Птицын знал, что Максим поступил в лётное и в первые же дни войны был направлен на фронт. Обозлившись на всех и вся, Птицын попытался с этим смириться, благо служба этому способствовала, однако время от времени обида и тоска по единственному родному ребёнку, просто-напросто сводили Птицына с ума.

Любу он заметил не сразу, так как, не отрываясь, снова уставился на памятник Чапаеву и на этот раз уже разглядывал фигуру самого комдива.

Она появилась вся такая тонкая и изящная, словно плывущая на носочках балерина. Она так сильно изменилась после того, как они расстались. Птицын вспомнил их первую встречу.

Тогда Люба была в вязаной кофточке, юбке из плиса и ботиночках на массивной подошве. Милое личико, собранные в хвост волосы. Тогда она была просто красивой девчонкой, очень красивой, но не такой как сейчас…

По парку шла изящная беретка в сиреневом пальто, повязанном тонким пояском. Высокие каблуки, серьги, на шее — тонкая цепочка. Узкое лицо, тонкие губы, волосы, аккуратно уложенные в стильную причёску, взгляд огромных глаз из-под тёмной вуали. Женщина подошла, цокая каблучками и изящно прижимая к груди дамскую сумочку.

— Здравствуй. Пройдёмся? — Не дожидаясь ответа, Люба направилась в сторону драмтеатра.

Птицын стиснул зубы и двинулся следом. Когда-то он покорно выполнял желания и прихоти этой женщины, но сейчас его раздражало в ней всё, особенно этот высокомерный командирский тон. Они прошли метров пятьдесят, и Птицын не выдержал: