Иметь или быть?

В Ветхом Завете и более поздних иудаистских сочинениях содержатся предостережения от плотских наслаждений, но радость преподносится как чуть ли не главная цель бытия. Книга псалмов (Псалтирь) завершается циклом из 15 песен, которые составляют единый гимн радости, причем расположение текстов позволяет уловить символическую динамику бытия: грустные и грозные гармонии начальных псалмов сменяются тихой печалью, которая постепенно переходит в светлое мажорное звучание и заканчивается настоящим весельем и радостью[30].

Суббота – это день радости, и в эпоху мессии во всем мире будет царить радость. В книгах пророков мы находим выражение радости в следующих отрывках: «Тогда девица будет веселиться в хороводе, и юноши и старцы вместе; и изменю печаль их на радость и утешу их, и обрадую их после скорби их» (Иер 31:13) и «И в радости будете черпать воду из источников спасения» (Ис 22:3). Бог называет Иерусалим «городом радости моей» (Иер 49:25).

То же самое подчеркивается и в Талмуде: «Радость, проистекающая из исполнения заповеди, есть единственный путь к духу святому» (Берахот, 31, а). В Талмуде радости предается столь большое значение, что траур по близкому родственнику, умершему меньше чем неделю назад, следует прервать для радостного празднования субботы.

Движение хасидов характеризуется тем, что одним из самых важных элементов их образа жизни является радость, а печаль и угнетенное состояние духа считались признаком духовных заблуждений, чуть ли не явным грехом. Не случайно хасиды выбрали из псалмов весьма красноречивую заповедь «Служи Богу с радостью!» и сделали ее своим девизом.

В христианстве понятие радости также играет важную роль. Об этом свидетельствует такое название Евангелия, как Благовещенье (в немецком языке «Frohe Botschaft дословно означает «Радостное послание»). Понятие радости соотносится в христианстве с дихотомией «иметь» или «быть». Так, в Новом Завете приветствуется тот, кто отказывается от обладания, ему обещана жизнь в радости, в то время как всякого, кто цепляется за свою собственность, ожидает печаль (Мф 13:44; 19:22). Во многих высказываниях Иисуса радость понимается как состояние, сопровождающее истинное бытие. В последнем обращении к апостолам Иисус говорит о высшей радости: «Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна» (Ин 15:11).

В писаниях Экхарта мы находим прекрасные поэтические слова о творческой силе улыбки. «Когда отец улыбается сыну, – говорит Экхарт, – а сын отвечает ему улыбкой, оба получают удовольствие, удовольствие дает радость, радость – любовь, а из любви получается божественный треугольник Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой».

Спиноза возносит радость очень высоко. «Радость – это переход человека с низшей на высшую ступень совершенства. А печаль, наоборот, – шаг назад от совершенства» (Этика, Ч. 3. Опр. 2, 3). В контексте его учения это звучит так: чтобы сохранить себя, человек должен попытаться приблизиться к «своему природному образцу», то есть стать предельно свободным, разумным, активным, способным на творческое развертывание всех своих задатков. Он должен стремиться по возможности стать идеальной моделью человека. Но все мы знаем, что многое мешает нам соответствовать этому природному образцу (Этика. Ч. 4. Введение). Радость – это достоинство, грусть – недостаток. Умение радоваться – это благо, неумение радоваться – это беда, если не грех.

Итак, радость – это то чувство, которое мы испытываем на пути к реализации своих сущностных сил, на пути становления личности и ее самореализации.

Грех и прощение

В классическом иудаистском и христианском теологическом учении грех, по существу, отождествляется с неповиновением воле божьей. Первым примером такого неповиновения в мировой истории является Адам. Однако иудаизм и христианство по-разному оценивают этот акт непослушания. В противовес христианской традиции, иудаизм не рассматривает поступок Адама как «первородный грех», который наследуется всеми последующими поколениями. Однако и те и другие считают, что неповиновение божьей воле – это грех, как бы там это ни звучало в Писании. Это нисколько не удивляет, если помнить, что в этот период библейской истории бог был непререкаемым авторитетом, который соответствовал восточному образу «царь царей». Не следует также забывать, что церковь почти с момента своего зарождения приспосабливалась к существующему социальному строю, который во все времена (как при феодализме, так и при капитализме) нуждается для осуществления своих функций в строгом соблюдении паствой установленных законов.

Вне зависимости от характера авторитета и от строгости законов того или иного общества, по сути дела, мало что меняется: человек должен с детства научиться испытывать страх перед авторитетом. Для того чтобы обеспечить бесперебойную работу государственной машины, недостаточно одного страха, гражданин должен внутренне трансформировать свой страх в этическую и религиозную категорию греха.