Иметь или быть?

История о Вавилонской башне, рассказанная в Ветхом Завете, видимо, содержит ту же идею. Род человеческий достиг здесь состояния единства, символом чего является тот факт, что все человечество говорит на одном языке. В своем стремлении к власти, страстном желании «иметь» величайшую башню люди разрушили свое единство и стали разъединенными. Рассказ о Вавилонской башне – это в каком-то смысле второе «грехопадение», грех древнего человечества. История эта осложняется тем, что бог испугался человеческого единения и вытекающей отсюда силы людей. «И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же, и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого» (Быт 11:6–7). Конечно, тот же момент присутствует и в истории грехопадения: там бог испугался силы, которую могли бы обрести мужчина и женщина, отведав плодов с древа жизни и с древа познания добра и зла.

Страх смерти – жизнеутверждение

Мы уже отмечали: если чувство уверенности основано на обладании собственностью, то неизбежным следствием этого будет страх потерять эту собственность. Здесь я хочу продолжить эту мысль.

Может показаться, что при отсутствии привязанности к собственности наступает свобода от страха. Но ведь человек боится и других утрат, не только имущественных: существует страх потерять жизнь, то есть страх смерти. Все ли люди испытывают это чувство или только старые и больные? Или мысль о том, что мы должны умереть, омрачает всю нашу жизнь, а по мере приближения старости мысль о смерти становится более осознанной и интенсивной?

Психоаналитикам следовало бы провести широкие систематические исследования этого феномена, начиная с детского возраста и до глубокой старости, проанализировать как бессознательные, так и осознанные проявления страха смерти. Такие исследования не следует ограничивать анализом отдельных случаев: нужно было бы изучить большие группы, используя существующие методы социопсихоанализа. А поскольку таких исследований сейчас нет, придется нам сделать хотя бы предварительные выводы, основанные на целом ряде разрозненных данных.

Показательным фактом может служить врожденная мечта о бессмертии (которая проявляется во многих ритуалах, направленных на сохранение тела). С другой стороны – американский вариант отрицания смерти с помощью грима, которым «украшают» труп, – это попытка вытеснить мысль о смерти.

Но есть только один верный путь к действительному преодолению страха смерти – это путь, указанный Буддой, Иисусом, стоиками и Майстером Экхартом. Великие мудрецы учили: не надо цеп ляться за жизнь, не надо считать ее частью своего имущества. Эта ценность совсем другого рода.

Страх смерти – это не совсем то, что мы себе представляем, это не страх небытия. Эпикур говорил: смерть нас не касается, пока мы есть, но когда смерть уже здесь, то нас уже нет. И правда, можно бояться боли, страданий, предсмертных мук, но это нечто другое, чем страх смерти. Кто-то считает, что страх перед смертью иррационален, это не совсем верно. В случае обладательной ориентации человек боится не смерти, он боится утратить то, что он имеет: тело, эго, имущество, личность, то есть им владеет страх «потеряться».

Если мы живем в модусе обладания, то мы вынуждены бояться смерти и никакое рациональное объяснение не освободит нас от этого ужаса. Но этот страх можно смягчить в смертный час – любовью к жизни, к другим людям, которые отвечают нам своей любовью. Эта борьба с предсмертным ужасом не должна происходить как подготовка к смерти, она должна стать частью общих усилий как можно дальше уйти от обладательного миро ощущения к экзистенциальному. Мудрый думает о жизни, а не о смерти, говорил Спиноза.

«Инструкция» к смерти по сути не отличается от «инструкции» к жизни. Чем скорее мы освободимся от потребности обладать в любой форме, в частности расстанемся с привязанностью к своему Я, тем легче мы справимся со страхом смерти, ибо нам будет нечего терять[34].

Здесь и сейчас – прошлое и будущее

Бытие существует только здесь и сейчас (hic et nunc). Модус бытия не существует в прошлом, настоящем и будущем. Человек обладательного модуса привязан к прошлому, к тому, что он накопил: деньги, землю, славу, социальный статус, знания, воспоминания, детей и т. д. Он думает о прошлом и пытается вызвать в себе прошлые ощущения или образы (в этом суть сентиментальности). Он сам есть его прошлое: «Я – это то, чем я был».