Иметь или быть?

Эта изначальная для рода человеческого ситуация радикально меняется после грехопадения, когда мужчина и женщина становятся людьми в полном смысле этого слова. Теперь они наделены разумом, они познали разницу между добром и злом, они осознали, что они суть два отдельных индивида, что их первородное единство нарушено и что они стали чужими. Они близки друг другу и все же чувствуют, что разделены, отдалены друг от друга. Они испытывают глубочайший стыд: стыд оттого, что видят друг друга «нагими» и одновременно чувствуют взаимное отчуждение, невероятную пропасть, разделяющую их. «Они сделали себе набедренные повязки», пытаясь избавиться от неловкости и скрыть наготу, в которой они предстали друг перед другом. Но стыд, как и чувство вины, не спрячешь за фиговым листком. Они не попробовали приблизиться друг к другу с любовью; возможно, они и желали друг друга, но физическая близость не устраняет отчужденности между людьми. И то, что они действительно не любят друга, проявляется в том, как они друг к другу относятся: Ева даже не пытается защитить Адама, а Адам, стремясь избежать наказания, обвиняет во всем Еву, вместо того чтобы защитить ее.

Так какой же грех они совершили? Они предстали друг перед другом как два разделенных изолированных эгоистичных человеческих существа, которые не могут преодолеть свою разъединенность даже в акте любви. Этот грех коренится в самом человеческом существовании. Лишенный изначальной гармонии с природой (которая характерна для животных, чья жизнь определяется врожденными инстинктами), наделенный разумом человек не может не чувствовать свою крайнюю отчужденность от любого другого человеческого существа. В католической теологии такая форма существования без любви, в полной изоляции и отчуждении определяется словом «ад». Это состояние невыносимо, и человек стремится любым способом преодолеть эту пытку абсолютной изоляции, подчиняясь ли, властвуя ли, пытаясь ли заглушить голос разума и сознания. Однако каждый из этих способов хорош лишь на короткое время, он закрывает путь к истинному решению проблемы. Единственный способ спастись из этого ада – освободиться из тюрьмы своего эгоцентризма, достичь «единения со всем миром». И если эгоцентрическая разъединенность и есть смертный грех, то он искупается актом любви. Само английское слово «atonement» (искупление) выражает эту идею, ведь этимологически оно происходит от слова «atonement», что на среднеанглийском означало «единение»[32].

А так как грех разъединенности не является актом непослушания, он не нуждается в прощении. Что действительно необходимо, так это исцеление, а здесь может помочь лишь любовь, а вовсе не покаяние и не наказание.

Райнер Функ указал мне на то, что неавторитарная концепция греха как разобщения, разъединения получила выражение у некоторых отцов церкви – последователей Иисуса. Он подтверждает это следующими цитатами (заимствованными у Анри де Любака). Ориген говорит: «Где правит грех, там разделение, но где правит добродетель, там единство и единение». Максим Исповедник говорит, что по вине Адама род человеческий, «который должен был бы быть гармоничным целым, не ведающим конфликта между моим и твоим, превратился в облако пылинок – в отдельных индивидов». Сходные мысли о том, что первородное единство мира разрушил Адам, можно найти и у святого Августина, и у Фомы Аквинского. В заключение де Любак говорит: «…спасение предстает как необходимое обретение утраченного единства, как восстановление сверхъестественного единения с Богом и в то же самое время единение людей друг с другом»[33].

Итак, в заключение можно сказать, что при ориентации на обладание (то есть в авторитарной структуре) грех – это неповиновение, и избавиться от него можно с помощью раскаяния → наказания → нового подчинения. При ориентации на бытие (в неавторитарной структуре) грех – это отчужденность, и избавлению от него способствуют раскрепощение разума, полнота проявления любви, единение. И в самом деле, историю грехопадения можно интерпретировать двояко, в ней смешаны элементы как авторитарные, так и способствующие освобождению человека. Тем не менее сама по себе концепция греха как неповиновения диаметрально противоположна концепции греха как отчужденности и изолированности.