И хотя на данный момент у меня практически не осталось причин жить здесь, несмотря на мои проблемы с Коулом, мне ненавистна мысль уехать. Это место стало родным и милым сердцу, моим домом. И хотя Пайк иногда ведет себя как настоящий осел, он мне нравится. Ему не плевать на меня. Конечно, он не умеет спокойно выражать свое беспокойство, но я знаю, что оно искреннее. Приятно осознавать, что кто-то присматривает за тобой и ему небезразлично то, что ты делаешь.
И хотя мне ненавистно это признавать, но мне нравятся те чувства, что Пайк у меня вызывает. Он смотрит на меня так, будто я величайшая драгоценность в мире.
Вылезая из пикапа, я хватаю рюкзак, в котором спрятала корсет. Я переоделась в футболку перед тем, как выйти из бара. Весь вечер мне было не по себе из-за множества взглядов, направленных на меня, но зато мой карман сейчас оттягивает приличная пачка чаевых. Я усмехаюсь. Конечно, Кэм зарабатывает намного больше. Да и бармены в «Крюке». Но это больше, чем я зарабатывала в любой другой день, поэтому…
Не стоит лгать хотя бы самой себе. Мне понравилось внимание. Мне стало понятно это в тот момент, когда я почувствовала на себе взгляд Пайка, который пронзил меня, пока я стояла у музыкального аппарата. Я украдкой посмотрела на него, пока шла к барной стойке, и видела, что горело в его глазах.
Ст
Нужно поговорить с Коулом. Нужно посмотреть ему в глаза, взять его за руку так, чтобы совместить наши маленькие шрамы, и понять, чувствую ли я, что мы все еще можем быть вместе. Несколько месяцев назад он обнимал меня при каждом удобном случае. Но я уже и вспомнить не могу, когда он в последний раз прикасался ко мне.
Войдя в дом, я закрываю дверь, бросаю на пол рюкзак и снимаю туфли. А затем подгибаю пальцы ног, и боль тут же пронзает икры.
В гостиной темно, когда я подхожу к лестнице и, остановившись, прислушиваюсь. Со второго этажа не доносится ни звука. Видимо, Пайк и Коул уже спят. Стараясь вести себя как можно тише, я на цыпочках иду на кухню, беру стакан из шкафчика и ставлю его в дозатор воды на холодильнике.
Но, как только поднимаю глаза, замечаю Коула на заднем дворе и тут же замираю.
Рука невольно опускается, а вслед за ней на пол улетает стакан, разбрызгивая воду по деревянному полу. Жар разливается по шее, дыхание перехватывает, но взгляд словно приклеился к происходящему за окном. На меня обрушивается множество чувств, и я с трудом могу совладать с собой, пока смотрю на него.
Я сглатываю, а затем еще раз, но у меня едва получается смочить горло. В бассейне вместе с ним Елена Баррос. Она опирается локтями о бортик у себя за спиной, пока он наклоняется к ней и прижимается лбом к ее лбу, как делал это со мной не раз. Ее обнаженное тело блестит от воды, которая расходится волнами вокруг них, когда Коул хватает ее за задницу, трахая ее. И с каждым толчком их груди соприкасаются.
Как завороженная я шагаю к раковине, пытаясь осмыслить то, что вижу своими глазами. Коул никогда не поступил бы так со мной. Он не такой, как мой бывший. Не такой, как мои родители.
Грудь сжимается так сильно, что кажется, мне больше не удастся сделать ни одного вдоха. Тошнота подкатывает к горлу, наполняя его желчью.
Коул обхватывает ее лицо и целует в губы. Его тело движется так уверенно и сильно, когда он входит в нее снова и снова, пока они смотрят друг другу в глаза. Мне не слышно ее стонов, но уверена, что ей это нравится.
Слезы застилают глаза, поэтому я сжимаю кулаки и стискиваю зубы. Но я злюсь на себя, а не на него. Мне следовало разорвать наши отношения, когда нас выселили из старой квартиры. Я же понимала, что он попросил меня переехать только потому, что не хотел оставаться один. Я же чувствовала это.
И, судя по тому, к чему все пришло, последнее слово осталось за ним.
Подбородок начинает дрожать, а слезы струятся по щекам. Мама, Джей, Коул…
Я самый жалкий человек среди моих знакомых. Почему я продолжаю желать, чтобы такие отвратительные люди нуждались во мне? Зачем?
– Привет, – доносится словно издалека до меня мужской голос. – Отпустили пораньше? Рад, что ты сняла тот корсет. Надеюсь, ты сожгла его.
Кто-то открывает дверь холодильника, освещая кухню тусклым светом, и что-то достает оттуда. Но я продолжаю смотреть в окно, чувствуя, как что-то холодное и густое, как сироп, обволакивает мой живот.
– Джордан, – зовет меня Пайк, – ты в порядке?
Наконец я понимаю, что это именно он стоит рядом со мной. Дверь холодильника закрывается, и я поворачиваюсь к нему, не обращая внимания на слезы, прочертившие дорожки на моих щеках.
Его глаза, сейчас кажущиеся янтарными, тут же сужаются от беспокойства. Но затем его взгляд устремляется к окну, и все краски тут же исчезают с его лица.
– О боже, – рычит он и, схватив меня за руку, оттаскивает от окна.